– Ну? – нетерпеливо спросила Лана, потому что тетушка остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Ну, он и сознался… Какой-то бизнес левый у него точно есть, а деньги в банк класть боится: счета могут выследить, дефолт или кризис какой случится, и потеряешь все… Так он придумал собственный банк: покупал понемножку платину, а потом залил ее амурчику внутрь. Там полость специальная внутри туловища.
– То есть как? Правда платину? – Лана вытаращенными глазами уставилась на Марка.
Тот пожал плечами:
– Я же тебе сразу сказал, а ты не поверила.
– Да я думала, ты шутишь… – Лана растерянно замолчала.
– Слушай, а как же тебе удалось его вернуть? – Марк с интересом разглядывал амурчика, которого тетя Рая водрузила на стол и теперь задумчиво крутила так и эдак, покачивая головой и вздыхая.
– Ну, это… такая длинная история, – уклончиво сказала Лана.
– Да? – Что-то в тоне жены насторожило Марка. – Но мы ведь никуда не торопимся, правда?
– Что ты как Мюллер? – возмутилась Лана. – Хорошо, я признаюсь сама, и не надо меня пытать! Я ее украла, ясно? Залезла в дом к добропорядочным немецким гражданам и, как выразилась бы Настя, сперла статуэтку!
– Чего? – Муж вытаращил глаза.
– А что я должна была сделать? Мы улетаем в двенадцать дня. В десять вечера ты говоришь мне, что я должна привезти статуэтку, которую подарила подруге, потому что и ей и нам угрожает опасность. Татка, между прочим, уехала в свадебное путешествие. Я что, должна была заявиться в дом добропорядочных немцев и объяснять им весь этот бред про Стасика и наши приключения? Если хочешь знать, то ты и твоя голова – не единственные пострадавшие в этой истории. В номере гостиницы, куда мы с Настей должны были заселиться, нашли труп. И что-то подсказывает мне, что и тут не обошлось без чертова, то есть Стасикова, купидона. Утром в день отъезда мне пришлось идти в полицию подписывать чертов протокол, и герр Штольман, инспектор полиции, который вел это дело, не без злорадства сообщил, что труп они опознали… Этот человек был гражданином Украины и, хотя года два уже жил и работал в Германии, связей с родиной не терял. За что, думаю, и поплатился.
– Ай-ай-ай, – покачала головой тетя Рая. – Труп – это нехорошо. Стасик совсем опустился.
Проигнорировав этот интересный философский пассаж, Лана продолжала тараторить:
– И тогда я подумала, что не стану ничего объяснять. Я знала, куда они складывали подарки, ночью залезла в дом и забрала статуэтку.
– Тебе повезло, что не поймали, – пробормотал растерявшийся Марк.
– Да уж… не напоминай. Это приключение… похищение будет одним из моих пожизненных ночных кошмаров. – Лана поморщилась и внутренне покаялась, что берет на душу грех не только кражи, в которой соучаствовала, но и вранья мужу. Однако тут она была уверена: ни в коем случае нельзя упоминать Германа. У Марка очень живое воображение, и мысль, что человек мог пойти на преступление ради женщины, с которой его ничто не связывает, вряд ли покажется мужу убедительной. Поэтому Лана продолжала: – Я не горжусь собой, но в тех обстоятельствах я так растерялась и испугалась за тебя… и за нас тоже. Труп в ванной, знаешь ли, вещь малоприятная. А потом я сразу вспомнила, что у Насти украли сумку, когда она рисовала на набережной. Думаю, тоже неспроста.