Случалось, охранники сообщали мне время, но в основном говорили, что сейчас 4.20. Однажды днем, а возможно, ночью, во всяком случае, это была первая смена охраны после кукурузных хлопьев, в Комнату ожидания № 3 вошел капитан американской армии. Я не встал с койки, начав ощущать себя здесь как дома. Ему было года сорок два, и двигался он, как европеец, то есть как человек, который носит подтяжки для поддержки брюк. Руки у него были морщинистые, и казалось, никакого мыла не хватит, чтобы удалить землю, густо забившую его поры. На одном ухе отсутствовала мочка, и я легко представил себе деревенскую повитуху, усталую и неловкую в ранние часы балканского утра.
— Jo napot kivavok, — сказал он.
Пару раз я слышал это приветствие в кафе «Будапешт» и всегда считал, что расположение более молодых официанток завоевывало «kezet csokolom» (целую вашу руку).
С этим парнем данная шутка не прошла.
— Поднимайся, приятель, — сказал он, меняя подход.
Говорил он с очень сильным акцентом, щедро пересыпая свою речь жаргоном. Жаргон должен был убедить вас, что он чисто американский парень, и дать ему передышку для перевода следующего предложения.
— Не говорить инглезе, — сказал я, характерно пожимая плечами и выставив руки ладонями наружу.
— Оп, а не то пинком подниму!
— Сколько угодно, если не повредишь мои часы, — отозвался я.
Он расстегнул нагрудный карман кителя и развернул белый лист бумаги размером примерно 10 на 8 дюймов.
— Это ордер на твою депортацию, подписанный государственным секретарем. — Он произнес это так, словно собирался приклеить его на внутреннюю сторону обложки в конце своего карманного издания Томаса Пейна. — Можешь считать, тебе чертовски повезло, что мы обмениваем тебя на двух летчиков, которые знают сенаторов, а иначе медленно сделали бы тебе чи-и-ик. — Он издал отвратительный звук, проведя пальцем поперек горла.
— Что-то я не пойму тебя, дядя Том, — проговорил я. — Зачем это Англии обменивать меня на двух летчиков?
— Англии — хо-хо-хо! — Он символически изобразил веселье. — Англия! Ты летишь не в вонючую Англию, свинья, а возвращаешься в вонючую Венгрию. Тебя там ждут не дождутся за то, что провалил дело. Хо-хо! Они тебя чи-и-ик, хо-хо!
— Сам ты хо-хо, — сказал я. — Я оставлю тебе немного кровяной колбасы.
Поначалу я не воспринял всерьез слова о том, что меня переправляют в Венгрию.
Я мало что мог сделать. Ни Долби, ни Джин не имели возможности переговорить со мной. На помощь с любой другой стороны я практически не рассчитывал. А теперь эта чепуха с Венгрией.
Я переживал из-за этого два часа, потом пришел медик с длинной каталкой и эмалированным лотком, в котором лежали эфир, вата и шприц для подкожных инъекций. Он взбил чистую белую подушку на каталке и разгладил красное одеяло медицинского отделения. Пощупал мой пульс, оттянул веки и с помощью стетоскопа прослушал мою грудную клетку.