Сейчас, держа Лилли в объятиях, я понимал, что она чувствует себя виноватой в нашем разрыве, потому что первой заговорила о своих сомнениях. Когда мы перестали быть любовниками и договорились быть просто друзьями, меня продолжало тянуть к ней. Я впал в меланхолию, замкнулся, и мне не хватило доброты и человечности, чтобы поговорить с ней. Тем самым я заставил ее ощутить чувство вины и теперь, по прошествии восьми лет, должен был излечить нанесенную мной рану.
Когда я начал говорить это, Лилли пыталась возражать. Она привыкла осуждать себя, все эти годы мазохистски каялась в воображаемой вине, с ощущением которой не хотела расставаться. Раньше я считал, что она не хочет смотреть мне в глаза, потому что я не смог найти Джимми; как и она, я привык мучить себя угрызениями совести. Таковы последствия изгнания из рая. Осознанно или нет, но все мы чувствуем пятно на душе и пользуемся любой возможностью соскрести это пятно стальной щеткой.
Я держал в объятиях это дорогое мне существо, уговаривал, пытался убедить в том, что был жадным эгоистом и восемь лет назад едва не заставил ее пожертвовать ради меня своим будущим. Намеренно снижал сложившийся у нее мой образ. Это оказалось самым трудным делом на свете… потому что, обнимая Лилли и вытирая ей слезы, я понимал, что все еще дорожу ею и отчаянно хочу, чтобы она вспоминала обо мне светло, хотя мы больше никогда не будем любовниками.
— Мы поступили правильно. Оба. Если бы восемь лет назад мы этого не сделали, — заключил я, — ты бы не нашла Бена, а я Сашу. Это были самые драгоценные мгновения в нашей жизни — твоя встреча с Беном, а моя с Сашей. Святые мгновения.
— Я люблю тебя, Крис.
— А я тебя.
— Не так, как когда-то.
— Знаю.
— Лучше.
— Знаю, — повторил я.
— Чище, чем прежде.
— Можешь не говорить.
— Не потому, что я была готова пойти против всех и любить тебя, несмотря ни на что. Не потому, что ты другой. Теперь я люблю тебя, потому что ты — это ты.
— Барсук… — сказал я.
— Да?
Я улыбнулся.
— Закрой рот.
У Лилли вырвался не то смешок, не то всхлип. Вернее, и то и другое. Она поцеловала меня в щеку и села на место, слегка успокоившаяся, но все еще снедаемая страхом за сына.
Саша поставила на стол другую чашку. Лилли взяла ее за руку и крепко сжала.
— Ты читала «Ветер в ивах»?
— Нет, пока не познакомилась с Крисом, — ответила Саша. Даже при свечах на ее щеках были видны слабо мерцавшие дорожки слез.
— Он называл меня Барсуком, потому что я заступалась за него. А теперь он мой Барсук. И твой тоже. А ты его, правда?
— Она здорово умеет размахивать дубиной, — отозвался я.