— Конечно. Я понятливый. Угроза убийством. Верно?
— Красиво изложено, — заметил Бобби. — Творчески, не прямо в лоб, сценически правдиво… А вот игра дубинкой — это уже штамп. Так играли садистов-гестаповцев в фильмах пятидесятилетней давности. Без этого образ фашиста был бы более убедительным.
— Я тебя в бараний рог скручу.
Бобби улыбнулся.
— Размечтался.
Казалось, Мануэль вот-вот огреет Бобби дубинкой.
Я быстро встал между ними, надеясь каким-то чудом пробудить в Мануэле совесть, и сказал:
— Мануэль, если я обращусь к людям и подниму шум, которого ты так боишься, кто всадит мне пулю в затылок? Ты?
Его лицо исказилось от искренней боли, но лишь на секунду.
— Я не смогу.
— Очень по-братски. Мне будет куда легче, если это сделает один из твоих помощников.
— Это будет трудно каждому из нас.
— Но тебе легче, чем мне.
— До сих пор тебя защищал авторитет матери. И то, что когда-то… ты был моим другом. Но не испытывай судьбу, Крис.
— Мануэль, за двенадцать часов украли четверых детей. Не многовато ли? Четверо за одного Тоби?
Обвинение в том, что он приносит в жертву других детей ради своего сына, было жестоким, но справедливым.
Лицо Мануэля почернело, как уголь, в глазах застыла ненависть.
— Ага. У меня есть сын, за которого я отвечаю. Дочь. И мать. На мне вся семья. Мне приходится труднее, чем такому гомику-одиночке, как ты.
При мысли о том, что когда-то мы были друзьями, меня затошнило.
Вся полиция Мунлайт-Бея была подкуплена теми, кто пытался замолчать катастрофу. Причины у копов были разные: у большинства страх, у других ложный патриотизм, у третьих пачки денег из неподконтрольных сенату статей финансирования секретных исследований. Более того, их привлекли к поискам резусов и людей, которые сбежали из лаборатории больше двух лет назад. В ту ночь многие из них были укушены, исцарапаны или заражены каким-нибудь другим способом. Копам грозила опасность «превратиться», и они согласились участвовать в заговоре, надеясь стать первыми в очереди, когда будет найдено лекарство, позволяющее бороться с ретровирусом.
Подкупить Мануэля деньгами было нельзя. Ложным патриотизмом он тоже не страдал. С помощью страха можно поставить на колени любого, но в данном случае страх был ни при чем.
Исследования, которые проводили в Уиверне, не только вызвали катастрофу, но и позволили сделать несколько крупных открытий. Видимо, некоторые эксперименты дали результаты, которые можно было использовать для лечения генетических болезней.
Мануэль продал свою душу в надежде, что один из этих экспериментов поможет Тоби. И я догадывался, что несчастный отец мечтает не только об интеллектуальных, но и о физических изменениях.