Таким объяснением он запутал все еще больше. Но настаивать я не стал, потому что получить еще одну порцию лапши на уши не хотел. Спрошу лучше при случае у самой Аньки, тем более, что путь мой лежал в Ташкент, а это совсем недалеко от Москвы. Ближе, чем Лондон или Луисвилл.
Кто-то из моих дедов гонял басмачей между Самаркандом и Кушкой в конце двадцатых годов. С тех пор изменилось мало. Если не считать дорог, заводов, фабрик, каналов, школ и отстроенных заново городов. Деды умерли, басмачи перекрасились и научились жить, не выставляя на обозрение союзной общественности отношения внутри народа "бай-батрак" — вот и все изменения для абсолютного большинства. Ну и появилась небольшая прослойка советских пролетариев, технарей и управленцев из национальных кадров, уже забывающая язык предков; еще через пень-колоду понимающая, что им говорят старшие, но уже не определяющая самостоятельно поэтическую ценность стихов Хамзы Ниязи.
Цель поездки состояла в установлении контактов с местными воротилами, потому что никто в этом мире еще не предполагал, что Советский Союз в той форме, к которой привыкли, обречен. И никто не рассчитывал, что решать вопросы концессий, совместных предприятий и производств придется не в Москве, а здесь, практически на месте. Никто, кроме Серхио Сауры, буквально заставившего меня бросить все дела и совершить небольшой вояж по среднеазиатским республикам. Предварительные договоренности с союзным начальством достигнуты Козловым и позвонившими "кому надо" Павловым, Вороновым и Кручиной в Москве, теперь же я прибыл на правах инвестора посмотреть на разработки, в которые собирался вложиться.
С самого начала меня не покидало странное чувство: я разговаривал с хозяевами актива еще и не подозревавшими о своем состоянии. Богатство свалится к ним только через два года, а пока что им распоряжаются совсем другие люди в Москве, но договариваться нужно с этими — чтобы, когда придет время, не случилось осечки.
Меня встречали у трапа на двух "Чайках" и дюжине "Волг", будто большого партийного функционера или зарубежную поп-звезду, вроде Джанни Моранди, посетившего Ташкент лет пять назад. Целая делегация облеченных народным доверием чиновников партийного и советского аппарата. Видимо, мои московские знакомцы сумели внушить по телефону почтение к моей скромной персоне. Было чертовски лестно, приятно и неудобно — когда взрослые мужики, годящиеся мне в отцы, прислушиваются к каждому слову переводчика, чтобы не дай бог, не пропустить какое-нибудь важное откровение столь значительного гостя.