И если мы будем участвовать в этой тайне, живущей в глубине нас, в горниле сердца тревога смерти постепенно сменится уверенностью в Воскресении, радостью о Воскресении. Тогда у нас больше не будет искушения проецировать нашу тревогу на другого, делать из другого козла отпущения или его порабощать. Мы сможем любить, доверять и излучать доверие, потому что мы знаем, что никогда не умрем, и мы можем сказать другому: «Ты никогда не умрешь, ты воскрес во Христе, ты воскрес мощью Духа Святого».
Доверять — вовсе не значит быть наивным. Как говорит Христос, надо быть одновременно мудрыми, как змеи, и простыми, как голуби. Мы доверяем в полной ясности ума, зная, что, может быть, мы переживем опыт креста, опыт смерти, но, так как Христос воскрес, этот опыт смерти не будет последним словом. Да, мы можем доверять, даже в самые сложные моменты, потому что мы знаем, что, вопреки видимости, последнее слово за воскресением — и, значит, последнее слово за доверием.
Притча о добром самаритянине, где самаритянин — это другой в наиболее резком смысле слова, заканчивается удивительным переворотом. Вопрос, заданный Иисусу в начале, был: «Кто мой ближний?» Но в конце Он задает другой вопрос: «Кто же ближний для попавшего в беду?» Он не говорит: «Кто считает раненого своим ближним?» — но: «Кто оказался ближним для раненого?» В нас есть способность подойти к другому, и, может быть, наше доверие пробуждает в другом глубокое желание тоже войти в тайну сопричастности, ибо человек по своей сути — это сопричастность, человек по своей сути — это любовь. Только он об этом не знает, любовь в тени, спрятана, сошла с пути; и та же самая сила любви, но извращенная, потерявшая из виду конечную цель, становится силой разделения.
У нас есть разум, мы хорошо знаем трудности и проблемы, но мы их встречаем с доверием, с верой, что в человеке есть это глубокое желание — войти в сопричастность, войти в любовь, а значит — и в доверие.
Доверие близко к духу детства, что не следует путать с инфантилизмом. А дух детства это прежде всего ощущение, что мы не сироты. Наши современники себя ощущают брошенными в этом бесконечном мире, среди галактик, черных дыр, где мы начинаемся от обезьяны и устремляемся к небытию! Но Христос нам ясно напоминает: у нас есть Отец, мы можем Ему доверять. Дух детства открывает нас к радости бытия, мы призваны отыскать эту радость бытия в Боге.
Некоторые, конечно, спрашивают себя, как можно радоваться, когда в жизни столько испытаний — война, пытки, голод. Но эта радость бытия выражается в сострадании каждому страданию. Мы часто это переживаем. Представьте, что у вас огромная радость: например, вы узнали, что тот, кого вы любите, спасен. В вас огромная радость, но она не закрывает от вас страдания других. Наоборот, вы становитесь внимательнее, и вы можете одновременно нести в себе великую радость и глубоко войти в невзгоды и страдания ближнего. Тут нет противоречия: радость не противоположна состраданию. Я бы даже сказал, что она его питает: именно потому, что внутри нас живет радость о Христе Воскресшем, мы можем полностью войти в любовь и сострадание. Противопоставлять их неразумно.