Мы чувствуем, что задыхаемся в этом раскаленном и разреженном воздухе. Обливаясь потом, мы не можем даже осматриваться кругом себя, потому что огненная пыль, поднятая ветром, слепит нас; и во избежание опасности нам приходится закрывать глаза. Руки горят, когда мы их подымаем для защиты лица от этого нестерпимого жара. Мы совсем не знаем, куда идти.
Не видно даже мостовой; все исчезло в дыму, в развалинах. Нетерпение, почти безумие охватывает нас.
Патронташи, наполненные патронами, и заряженные ружья только увеличивают опасность, которой мы подвергаемся.
Сделав попытку пробиться в ту и другую сторону, мы начинаем падать духом. Вдруг ужасный шум раздается сзади батальона. Это разом рушится со страшным грохотом здание, через которое мы только что пробежали. Несколько гренадер ранено. Задние ряды напирают на центр и кричат, чтобы мы двигались вперед, так как они не в состоянии дышать дольше в этой огненной атмосфере. Нам ежеминутно приходится тушить руками искры и головешки, падающие на нашу, уже почерневшую, одежду. Земля горит, небо в огне, и мы окружены морем пламени.
Наконец голова батальона приходит в движение. С огромным усилием саперы намечают нам проход на маленькую площадь, где, скучившись, мы останавливаемся, чтобы перевести дух и прийти в себя. Но, осмотревшись хорошенько, мы видим, что и маленькая площадь охвачена пожаром. Мы уже не знаем, где мы и с какой стороны дует ветер; дым и огонь застилают небо, и мы теперь уверены, что погибнем. Во всех взорах одна мысль; смелейшие бегут и, не обращая внимания на духоту и огонь, ищут выхода; все бесполезно. В сопровождении нескольких товарищей я проникаю во двор горящего дворца; там стояла прислоненная к противоположной стене здания карета, в которой крепко спал нагруженный добычей и совсем пьяный русский барабанщик. Внезапно проснувшись, в ужасе пьяница хотел бежать. Не умея говорить по-русски, мы жестами объясняем ему, чего мы ищем; придя в себя и видя, что его судьба связана с нашей, он понял нас.
Проходив некоторое время кругом площади, он указал нам кратчайшую и наиболее безопасную дорогу. Под наблюдением полкового адъютанта (самого автора) и в сопровождении саперов он идет впереди батальона. Он направляется к маленькой деревянной избушке и дает нам понять, что через нее можно попасть в безопасное место.
Саперы работают, гренадеры и офицеры помогают им, и через дым и пламя мы достигаем узенького и извилистого переулка, в котором большая часть лачуг уже сгорела. Это странное место является для нас тем не менее единственным выходом из этого вулкана. Мы идем по черепицам и обломкам; земля жжет наши подошвы. Барабанщики бьют одной рукой в барабан, а другой держат друг друга за платье, чтобы не сбиться с пути. Полковник Морони, батальонный командир Бастида, капитан Дальштейн, Росси, Феррати, лейтенанты Гвидотти, Монфрини, Баклье да и все вообще офицеры ободряют солдат во время этого опасного перехода. А мы, все следуя за саперами и нашим проводником, подходим, наконец, к какой-то стене; в несколько минут ее разрушают; и вот мы на большом поле, на берегу Москвы-реки!