Мальчик прошёл в дом, развязал дорожный сидор, вынул толстую свечу и зажёг её от лучины, ставя на центр стола. После этого, на тёмные от времени доски лег свёрток с копчёным окороком и маленький кошелёк.
– Это моё жалование. Мне не нужно.
– Как так? А питаться, за что будешь? – Сквозь слёзы спросила бабушка.
– На службе кормят три раза в день и одевают. Сегодня меня приняли в оруженосцы.
– Тебя там не бьют?
– Бывает, но за дело. Воинот очень строгий учитель. Я научился грамоте, умею читать и писать.
Бабушка обняла внука и присела с ним на лавку. Весь вечер проговорили они, пока огарок свечи освещал стены родного дома. К еде они даже не притронулись. Павел рассказал о людях, с которыми он познакомился. О нравах, царящих в замке, о дне рождении и подарках. И самое главное, о том, что к нему относятся как к взрослому мужчине.
Рано утром, едва солнце забрезжило на Востоке, Павел вернулся в замок. Встречаться со своими друзьями он не стал. Детство и игры закончились. Увидит ли он их когда-нибудь? Навряд ли. Но судьба распорядилась немного иначе. После завтрака, Гюнтер послал Павла в купеческий дом, приказав найти Беньямина и срочно доставить купца в замок. Приказы исполнялись только бегом, и мальчик припустил со всех ног, выполняя своё первое поручение в качестве оруженосца. Через пятнадцать минут он уже стоял перед иудеем. Переводя дыхание, глотая слова, и немного сомневаясь, того ли он нашёл, Павел передал приказ.
– Господин требует Вас немедленно к себе.
– Так и немедленно? Тише, тише, не горячись отрок, – купец ласково улыбнулся, видя, что посыльный хватается рукой за кортик, – скажи мне, грозный воин, кто твой господин?
– Как!? – с возмущением, – Вы не знаете Гюнтера Штауфена?
– Князя Самолвы? Конечно, знаю. Надо было сразу сказать, что ты от него. Обожди меня у ворот, мне надо переодеться, не могу же я предстать перед его очами в таком непрезентабельном виде.
По мнению Павла, вид у купца был, что ни на есть самый подходящий: широкая рубаха до колен была перехвачена узким ремешком, толстым шерстяным штанам с кожаными накладками, не было и года, а щёгольские сапожки с задранными кверху носами, тайная мечта мальчика, блестели от втёртого в них жира. Весь внешний вид портила только шапка, но её Беньямин не менял никогда, считая, что данный атрибут одежды приносит удачу.
– Шапку хочет другую надеть, – решил Павлик, выходя за ворота купеческого дома.
Не успел мальчик сделать и пару шагов, ожидая купца, как с левой стороны его окликнули.
– Зазнался! Даже не здоровается.
Павел повернулся на голос. В пяти шагах от него стояли трое ребят из соседнего квартала, с которыми он постоянно воевал. Мальчики были сверстниками, ничуть не крупнее Павла, ни выше, ни ниже. Все росли в одинаковых условиях. Вкусно ели на пасху, в остальные дни, бывало, голодали, но так, чтоб на ноги встать нельзя было от недоедания – такого не было.