Кормщик с точностью ювелира пришвартовал судно к причалу и вскоре Пахом с радостью обнял своего компаньона. Евстафий стоял рядышком, уж ему-то было чем обрадовать хозяина.
– Пахом Ильич, дорогой! Рад, весьма рад тебя снова увидеть. – Обняв Ильича, похлопал по его спине, не скрывая чувств радости.
Если б я сказал, что встреча ограничилась только шашлыком, – первым бы набил себе физиономию. Красные Инкерманские вина лились рекой, швейцарские сыры, зелень, аджика и болгарский перец, всё было на столе, точнее на земле, покрытой скатертью. Люди радовались, праздник был необходим. Шумел камыш деревья гнулись А ночка темною была Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра Поутру пташечки запели уж наступил прощанья час Пора настала расставаться И слезы полились из глаз Сам весь в слезах своей любезной Он так учтиво говорил О чем ты плачешь дорогая быть может я тебе не мил Уж я и плачу и горюю Все по тебе мой друг тужу А без тебя я через силу ох по земле сырой хожу Шумел камыш деревья гнулись А ночка темною была Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра
Когда Евстафий успел завести патефон, никто не понял, все почему-то решили, что поёт одна из присутствующих дам. Степанида Щука вообще зарыдала, услышав песню. Девочки пытались подпевать, когда куплеты повторялись, и вскоре, патефон уже не играл, а песня лилась над крепостью, подобно стае журавлей, высоко и красиво.
Утром Ильич поведал все тонкости торгового предприятия, названной мною банальной аферой.
– Не верю этому Риффе, Пахом Ильич, нутром чувствую, что кидок это. – Перебил рассказ Новгородца.
– Кидок, это что? – Не понял Пахом.
– Ха, это когда тебя заранее хотят облапошить, обмануть, обобрать. Понимаешь? – Втолковывал Ильичу свою мысль.
– Это почему облапошить? Ты Лексей напраслину не городи, мы договор заключили. – Ильич даже обиделся немного.
-Да пойми ты, голландцы только сейчас стали делать зеркала, выдувают шар, серебрят, а потом разбивают. Эти куски и называют зеркалом. А то, чем торгует твоя лавка, это как на луну слетать. – Голова раскалывалась после вчерашнего, и диалог периодически прерывался на подлив капустного рассола.
– Пусть голландцы хоть уссрутся, мне главное договор выполнить. – Ильич уже не сдерживался, неприличные слова стали всё чаще проскакивать в его речи.
– Пахом, не горячись, зеркала будут в срок, в доме их целый склад закопан. – Успокоил компаньона.
Окончательно протрезвели мы только к обеду. Лица у жителей и гостей крепости были изрядно помяты, но, то тут, то там, были слышны голоса, вспоминающие застолье. Где-то раздавался смех, а из дома неслись слова песен.