Ряд управлений КГБ, головное из них — Управление правительственной связи, занимались обеспечением руководства страны специальной шифрованной связью, разрабатывали системы шифров и кодов, осуществляли радиоперехват и электронную разведку. По существу, в совокупности они являли собой аналог Агентства национальной безопасности, мощнейшей разведывательной структуры США. Но, будучи составной частью КГБ, УПС могло по приказу его председателя, как показал путч, не только налаживать, но и отключать связь.
В этих управлениях КГБ были собраны первоклассные кадры математиков, физиков, программистов, они были оснащены самой современной электронно-вычислительной техникой. Люди действительно занимались делом. Позднее мне удалось оценить уровень информации, идущей из различных источников, и должен сказать, что из этих подразделений поступали наиболее непредвзятые и точные сведения. Это был тот случай, когда «за службу не обидно».
То же самое можно сказать о работе Оперативно-технического управления. Люди высочайшего профессионализма, буквально из ничего создающие технические устройства на высоком мировом уровне. Другое дело, на что этот интеллект растрачивался?..
В ведении КГБ находилось и большое совершенное подземное хозяйство, пункты руководства страной на особый период, способные функционировать в чрезвычайных ситуациях, в том числе — в период ядерной войны. Содержатся они в идеальном порядке. Любопытно, что приметы идеологизации КГБ были заметны даже там: в бункере, откуда Президент мог управлять Вооруженными Силами в случае атомного нападения, на книжных полках я увидел только Полное собрание сочинений Ленина. Профессионализм был убит идеологией. Это было бы смешно, когда бы не было» так грустно. Коммунистическая сердцевина КГБ по-своему определила, что нужно главе государства в критический момент.
До прихода в КГБ я был уверен в огромных интеллектуально-аналитических возможностях этой организации. Скажу прямо, меня ждало разочарование. Только чуть более года назад было создано Аналитическое управление, которое не успело встать на ноги. Деятельность информационно-аналитических подразделений, существовавших практически в каждом управлении, и ряда научных институтов никем по-настоящему не координировалась. Почти необработанные информационные потоки сходились на столе Председателя КГБ, который отбирал, какая информация достойна внимания высшего государственного руководства.
После того как я первые дни в КГБ получал буквально горы всевозможных, как скоро выяснилось, во многом повторяющихся сводок, как правило дающих те сведения, которые уже прошли по средствам массовой информации, я понял прежде загадочное для меня поведение моего предшественника. Где бы ни находился Крючков (на сессии, на съезде, на заседании Совета безопасности), всегда ему в чемодане приносили гору бумаг, и он сидел и спокойно читал, расписывая резолюции. Только сейчас я оценил этот по-своему рациональный стиль. Действительно, при такой низкой информационной культуре и огромной массе информации по-другому с ней едва ли можно было справиться. При такой практике информация-сырец была непригодна для принятия политических решений на высшем уровне. Кроме того, монополия КГБ на информацию сильно сужала возможности лидеров страны узнать различные точки зрения, открывала пути для целенаправленного манипулирования информацией в соответствии с идейно-политическими предпочтениями лично Председателя КГБ. Нельзя сказать, что руководство Комитета однозначно дезинформировало Кремль и Старую площадь. Оно просто давало ту информацию, которую считало нужной. Например, «наверх» бесперебойно шли сообщения о действительно имевших место, а также организованных протестах коммунистов и части русскоязычного населения в Прибалтийских республиках в отношении действий местных властей, но куда более многочисленные данные о поддержке этих властей народом замалчивались. В результате у Президента СССР складывалось ложное впечатление об отсутствии у правительства Латвии, Литвы и Эстонии массовой поддержки. Хотя надо было быть очень наивным человеком, чтобы в это поверить.