— Совершенно с тобой согласна, — благодушно отозвалась Чар. — Поэтому никогда его и не использую. Для меня это просто бизнес.
Наступило долгое молчание.
— Допустим… — заговорила наконец Мона, — допустим… я дам тебе деньги. Где гарантия, что в будущем ты не явишься снова и не потребуешь еще?
— Придется тебе поверить моему честному слову, — с усмешкой гаргульи объявила Чар.
«Я в ловушке! — в отчаянии думала Мона. — Чар загнала меня в капкан — и знает это».
Она отчаянно пыталась найти хоть какой-то выход, но выхода не было. Впереди простиралось беспросветное будущее, полное страха и отчаяния, — будущее, в котором она станет марионеткой в руках чудовища в женском облике, жалкого и страшного одновременно. Вот оно сидит у нее в спальне, скорчившись словно больная обезьяна; рот искривился в триумфальной усмешке, глаза горят огнем алчности и злобного торжества.
Вдруг дверь отворилась, и обе женщины привстали в испуге. В комнату вошла миссис Вейл.
— Что-то случилось, милая? — спросила она. — Я слышала, как кто-то спускался вниз.
— Ничего, мамочка, все в порядке, — быстро ответила Мона. — Просто Чар захотела выпить, а я ей принесла.
Миссис Вейл взглянула на Чар, затем снова перевела взгляд на дочь.
— Понятно. А я что-то вдруг забеспокоилась — как глупо с моей стороны!
— Извини, что мы тебя разбудили.
— А я и не спала, — ответила ей мать. — Кашель не дает мне заснуть. Ну как, повеселились? Не ожидала вас так рано.
— Да, Майкл устроил грандиозный праздник, — ответила Мона, — но, мамочка, я тебе все расскажу утром. А теперь ложись скорее. У нас очень холодно, я не хочу, чтобы ты слегла.
И, приобняв мать за плечи, Мона почти вытолкала ее из комнаты. Чар молчала; все это время она сидела на своем месте у камина, неотрывно глядя в огонь.
Мона задумалась о том, успела ли мать расслышать что-то из их спора, ведь говорили они на повышенных тонах и голоса, должно быть, разносились по всему холлу. Однако спрашивать об этом, конечно, не стала. Она уложила миссис Вейл в постель и укрыла одеялом.
— Может быть, хочешь горячего молока? — спросила она. — Я схожу вниз и принесу.
— Ничего не хочу, спасибо, милая, — ответила мать.
Но Мона чувствовала, что мать смотрит на нее с любопытством.
— А теперь — спать! — скомандовала она и, наклонившись, поцеловала миссис Вейл в морщинистую щеку.
В просторной двуспальной кровати ее мать выглядела совсем маленькой и хрупкой; волосы ее были почти так же белы, как подушка под головой.
«Все, что угодно, — отчаянно думала Мона, — все, что угодно, лишь бы не разбить ей сердце!»