— Может быть, уже и задал, — ответила Мона.
Ей вспомнился тот поцелуй в Длинной галерее — долгий, грубый, оскорбительный поцелуй, за который Майкл потом извинялся.
— Очень приятно это слышать, — сказала миссис Уиндлшем. — Однако, сдается мне, он обошелся с вами слишком мягко. В глазах у вас, когда вы дразните Майкла, вспыхивает огонек, который не сулит бедному мальчику ничего хорошего. Впрочем, не важно: прожив здесь пару дней, я узнаю гораздо больше и о нем, и о вас. А теперь расскажите мне, кто еще обитает в этом равнинном и довольно-таки пустынном краю!
По дороге домой Мона улыбалась, вспоминая неуемное любопытство миссис Уиндлшем. Ее новая знакомая обладала быстрым и проницательным умом: Мона увлеченно следила за тем, как из мелких деталей чужой жизни она восстанавливает общую картину.
«Непременно схожу к ней завтра, — думала Мона. — Как похоже на Майкла — скрывать от всех такую чудесную тетушку! Любопытно, какова история ее собственной жизни? Интересно было бы послушать…»
Однако тут же она напомнила себе, что должна соблюдать осторожность. Если уж миссис Уиндлшем захочет что-то выяснить о человеке, от ее проницательного взора и острого ума ничто не укроется! Хотя в то же время Мона инстинктивно ощущала, что тетушке Майкла можно доверять.
Размышляя над этим разговором, она обратила внимание на то, что миссис Уиндлшем внимательно ее слушала, но почти ничего не рассказывала сама. Прекрасная слушательница, она не утомляла собеседника собственными рассуждениями, если же и говорила что-то, то ее замечания были неизменно кратки, метки и били прямо в цель.
«Как видно, у старости есть свои хорошие стороны, — размышляла Мона. — И все же никому не хочется стареть!»
В первый раз после смерти Лайонела она вдруг поняла, что совсем не хочет умирать. Жизнь простиралась перед ней — разноцветная, многообещающая жизнь, в которой еще оставалось место и радости, и надежде.
«Что это — я становлюсь разумнее или просто старше? — спросила она себя. — Или, может быть, и то и другое?»
Что-то бодро напевая, она открыла дверь Аббатства. В холле было совсем темно: миссис Вейл и няня уже закрыли окна черными досками. Мона включила свет и увидела на столе письмо, адресованное ей.
«Кто бы это мог мне писать?» — удивилась она. Может быть, адвокаты Неда сообщают, что в банке ее ждут деньги? Хорошо бы…
Она взяла в руки конверт… и вдруг застыла как вкопанная. Мелкий косой почерк казался удивительно знакомым. Где же она его видела?
Нет, нет, это невозможно! Должно быть, она ошиблась! Но, дрожащими пальцами разрывая конверт, Мона уже знала, что глаза ее не обманывают — так пишет лишь один человек на всем белом свете.