— По реке мельница плывет! Против течения. Сама. Ей–богу, не вру…
Другая компания не поверила бы. Другая компания отправилась бы смотреть. Но здесь собрались люди мыслящие.
— Если против течения, — говорит один, — значит, снизу.
— Если снизу, — прибавляет другой, — значит, от Кер–Сиди.
— А раз от города Немайн, — завершает третий, — то удивляться нечему.
Лишь один прихватит кружку зубами — да так, что придется белые осколки сплевывать. Не зубы, те у камбрийцев, сыр любящих, крепкие. Куски покалеченной кружки. Когда–то ее слепили из лучшей белой глины, даже не местной — привезенной с юга, из Корнуолла. Хорошо хоть, там саксы не все завоевали. Получается, что испорчена хорошая вещь, но легко заменимая.
От этой мысли владельцу пяти барок, что ходят по реке, доставляя товар, легче не стало. Значит, Ушастая не просто торговалась… Предлагала: новые корабли, больше товаров для перевозки, больше денег. Только умные люди от добра добра не ищут, и если ремесло сытно кормит — чего еще надо? Водиться со старыми богами, искать славы и величия? Гордыня. Язычество. А еще — верный шанс оставить жену вдовой, а детей сиротами. Тот же Дэффид… хороший был человек. И с сидой породнился вовсе не из желания прыгнуть выше головы. Однако — нет его на свете, а победы и песни плохая замена мужу и отцу.
Вот возчики и сговорились: и корабли, и цены оставить прежними. А если сиде нужно дешевле за тонну и больше тонн, чем могут поднять все барки, что ходят по Туи — ее беда. Теперь вышло — не только ее!
3
Вот и Кер–Мирддин! Все, кто не занят работой — наверху, высматривают знакомых и родных. Корабль ползет медленно, слух должен был опередить махину. Немайн и Эйра своих уже увидели, ладошками машут. Эмилий улыбается… значит, его воительница тоже пришла. Только как угадать в цветастой, машущей руками толпе встречающих — которая. Однорукую еще можно приметить, так у этой рука всего лишь сохнет. Интересно, будет ли она считать такой размен — руку на мужа — горем или удачей?
Анастасия отвернулась, чтобы не смотреть на римлянина. Решено — чужой, значит, чужой. Базилиссы не волчицы, добычу из чужого рта не рвут. Даже сестра… хотя зверь, что сидит в навершии ее штандарта, не брезгует ни отобранным, ни недоеденным. Зато, говорят, походкой на нее похож!
Сама Августина — нет, уже Немайн! — уши торчком, привстала на цыпочки — вперилась в берег. Кричит–поет:
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!
Сердце кольнула зависть. У сестры еще кто–то на свете есть, Анастасии же Немайн — свет в окошке. На радость ее смотреть больно, и за боль эту стыдно. Что ж, можно не смотреть. Найти для глаз иное зрелище, чуть приевшееся, но по–прежнему интересное. На то, как работают другие люди, смотреть можно вечно!