— Эй, Тармоны! Оставьте в покое Марвина!
— Ваш ведьмак пытается сглазить мои расписки! Колдует прилюдно!
Говорунья–охранница — лицо каменное, выкрик веселый… Фальшивое веселье!
— Марвин, ты правда способен к сглазу? Это женское колдовство!
— Нет, — доносится из деревянной крепости. — Я вообще не ведьмак. В отличие от некоторых, в Университетах не обучаюсь! Меня вообще счету и письму мама учила… Я Монтови, у нас много грамотных.
Голос ровный, мягкий. Кажется, бой откладывается. Двое расспрашивают друг друга о том, что и так знают — ради того, чтобы их разговор услышали горцы — и не бросились! Умно. Больше того — хитрость заготовлена заранее. Кем? Гадать незачем, а тыкать пальцем в хозяйку холма невежливо, даже если у нее уши треугольные.
— А чего непонятными словами бросаешься?
— Ну не колдую же! Так, слово уронил… ремесленное. Как у кузнецов, скажем. Сейчас объясню… Деривативом называется особая расписка. Точно как та, что почтенные Тармоны желают положить на хранение: в ней обещается вернуть не серебро или золото, а другие расписки. Такие мне приказано не брать. Так что я не вредный, я хороший… Сейчас придет начальство, объяснит понятней, я сам тут новенький…
А вот новое явление: серебряный замок на шее, пластинчатый доспех, меч. Пусть в Кер–Сиди оружие дешево — все равно человек не маленький!
— Я начальник над этой сменой. Приветствую вас, почтенные. Чем мы вам не угодили?
— Иниры — клан честный! Всегда платят долги. А твой мальчишка не берет их расписки.
— Ясно… Поверьте, я уважаю и клан Иниров, и ваш клан. Горцы блюдут честь… Но мы — тоже. Присягу дали — должны выполнить приказ. А он гласит: не брать кожу, которая обещает другую кожу… Вот и все. Никаких обид и сглазов. За корявые слова городскую молодежь простите: набрались иноземных слов. Латинских, греческих…
— Холмовых да аннонских, — прибавляет один из клетчатых. Но — уже не зло.
Другой — не поймешь, то ли возмущается, то ли уговаривает:
— Они же безымянные! Вдруг кто украдет! Возьми. На неделю. Плачу вдвое против обычного… Двадцать расписок клана Инир, каждая обещает серебряный милиарисий! Вот палец старейшины, вот палец казначея! Никакого обмана.
Рука начальника над Хранилищем сжимает рукоять оружия чуть сильней.
— У меня приказ. Извините. У вас есть здесь иные дела?
Горцы ответом не удостаивают, тянутся к выходу. На лицах недоумение, обида. Последней идет женщина. На выходе поворачивается. Совсем девчонка, и на ушах ленточки — точно, как у говоруньи! Резкий жест, указующий и обвиняющий.