— Что они там нашли? — ни к кому не обращаясь, спросил нетерпеливый Хамат Кетоев.
— У кого спрашиваешь? У нас или у бога? — ехидно посмотрел на брата Иналык. — Бог знает, да не скажет. Мы бы сказали, да не знаем...
Горцы, напрягая зрение, следили за непонятными действиями приезжих, стараясь не упустить ни одной детали.
Тем временем двое незнакомцев, запрокинув головы, стали исследовать скалу, круто подымающуюся от площадки ввысь. Посоветовавшись, они возвратились к арбам, и тот из них, что помоложе, отпряг лошадь и ловко вскочил на нее. Пожилой показал ему рукой в сторону реки. Всадник пришпорил коня и поехал вдоль берега, то и дело останавливаясь и всматриваясь в реку. Там, где она делала крутой поворот, он наклонился с коня к земле, что-то поднял и, держа ладонь на весу так, чтобы не рассыпать поднятое, галопом возвратился к арбам.
— На гостей они не похожи, — покачал головой Асланбек.
Никто ему не ответил. Смутное беспокойство овладело всеми — очень уж странно вели себя приезжие.
Подъехав к пожилому, всадник спрыгнул на землю и показал ладонь. Их окружили. По знаку старшего все пошли к арбам и стали распрягать лошадей. Затем, достав из арб черкески, встряхивали их, хлопали шапками по коленям, выбивая пыль и соломинки, одевались, подпоясывались кинжалами...
Горцам на нихасе стало ясно, что незнакомцы прибыли не навестить родных, — гости не стали бы, не въехав в аул, распрягать коней. И теперь каждый терялся в догадках, кто бы это мог быть. Высказывать же вслух свои предположения, выдавать свое любопытство — не дело мужчины; и все молчали, притворяясь спокойными и безразличными. И зачем спешить и болтать попусту?! Вот доберутся они сюда, и все станет ясно: кто они, к кому и зачем приехали. А пока надо повести неторопливый разговор о чем-нибудь другом. Самая подходящая сейчас тема — предстоящая свадьба. Асланбек отвел взор от арб и неторопливо произнес:
— Ирбек — хороший горец. Степенный, услужливый, старость почитает.
— Настоящий джигит! — поддержал Иналык...
Все согласно закивали головами. Да если бы у кого-нибудь и было другое мнение об Ирбеке, он не посмел бы возразить Асланбеку, который, несмотря на то что прожил на свете сто пять лет, все еще был крепок и опирался на палку скорее для напоминания другим о своем возрасте, а мудростью походил на нарта Урузмага.
— Отец Ирбека был отличным воином, — воспользовавшись паузой, вставил Хамат и тут же начал свой очередной рассказ из Русско-турецкой войны.
Тридцать пять лет назад Хамат вместе с десятком других аульчан добровольцем вступил в дивизион осетинских всадников, принимавших участие в войне с турками на Балканах. Это был самый яркий период в его жизни. И если Хамат открывал рот, никто не сомневался: он вновь будет говорить о болгарах, о турках, о смелых рейдах в тыл врага, о подвигах настоящих джигитов. Но ему прощали эту слабость — из всех ушедших из аула на войну за свободу болгар возвратились только он да Дзабо, возвратились, увешанные Георгиевскими крестами.