— Цахдон, — старательно выговаривая слова, наклонился к чужестранцу Асланбек. — Это цахдон.
— Хоть и знаю их язык, но не всегда могу понять его, — рассказывал проводник. — В его стране на многое иначе смотрят, чем у нас. Вчера в дороге проголодались. Постучался я в один дом. Хозяевами его оказались Кайтовы. Угостили нас. Барана зарезали. Гостю понравились олибахи и фыдчины. Да вдруг он перестал есть и спрашивает: «А хозяин — честный малый?» Не понял я его. А он еще один вопрос задает: «Не выставит ли он нам крупный счет?» Опять не понял я его, попросил пояснить. И знаете, что он сказал? «За угощение сколько заставит платить?»
Утихомирив расшумевшихся, недоумевающих аульчан, старый Асланбек жалостливо посмотрел на чужестранца:
— Несчастен тот, кто живет в стране, где за угощение надо платить...
Батырбек Тотикоев, которого Кайтазовы попросили быть шафером, молодцевато щелкнул плетью и дал команду. Джигиты бросились к лошадям. Танцы прекратились. Все окружили всадников.
— Вы там не подкачайте! — кричали из толпы.
— Не первый раз! — ответил Батырбек.
Проезжая мимо площади, где толпились девушки, Таймураз встретился с сердитым взглядом Мадины и неожиданно для самого себя объявил Мурату:
— Моей будет.
— Кто? — не понял друг.
— Та, с кем танцевал.
— Дочь Дахцыко? Дзугова? — удивился Мурат. — Нет, Тотикоевы Дзуговым кровники.
— Будет мне женой, — заявил Таймураз.
— Сватов не примут, не то чтобы...
— Я не стану посылать сватов, — грубо отрезал Таймураз.
Мурат чуть не задохнулся от пронзившей его мысли. Как? Его новый друг затевает такое недоброе дело?! Да он что, не понимает, каким нескончаемым горем обернется его намерение? Что это ему вздумалось? Неужто один танец может унести рассудок человека? Или шутит он? Да что-то непохоже. Лицо серьезное, глаза полны решимости...
— Ты... — он замялся, не стал грубить, а попытался воздействовать на разум, если он у друга остался. — Мне говорили, какой ценой достался вам мир с Дзуговыми, — и опять вражда?
Таймураз повернулся к нему, резко, отрывисто сказал:
— Сейчас важно одно: я хочу видеть ее в своем доме. Хочу!
— Она не шла даже танцевать с тобой, — напомнил Мурат другу.
— Мелочи, — сморщил нос Таймураз и скзал точно отмахунлся: — Тащили медведя к меду — уши оторвали, оттащить решили — хвоста лишили. Привыкнет.
Почему он должен отказываться от своего намерения? Только потому, что эта девчонка, посмевшая так независимо вести себя, из дома Дзуговых? Ни за что! Он совершит похищение, если даже это будет стоить ему жизни. Зато он покажет всем Дзуговым, что Тотикоевым они не страшны. Зато он смоет тот позор, что не дает спокойно спать. Таймураз не мог понять, почему Асланбек заставил фамилию, которую все в ущелье остерегаются оскорбить, встать на колени перед нищими Дзуговыми, у которых и мужчин-то раз-два и обчелся. Да что это за мужчины? Он ни одного из них не знает, кто был бы равен ему в ловкости и смелости, кто дерзнул бы на большие дела. Нет, Таймураз не станет склонять голову перед Дзуговыми. Пусть не уговаривает его Мурат. Уже решено... А у мужчин так должно быть: что решено — то сделано! Он похитит девчонку и посмотрит, будет ли она сверлить его гневным взглядом, когда окажется в сильных руках? Подумать только, он видел в ее глазах пренебрежение к себе?! Быть тебе в моих руках, Дзугова, дочь Дахцыко... Да, а как имя ее?..