1915. XI. 21. 2 ч. д. Омск, «Россия», № 43
Катя милая, я в тишине, снеге и льдяных узорах. Вчера было 30>0 Р. Это есть ощущение. Хороши были дымы, которые низко стелились. К счастью, ветра почти не было. Но, знаешь, Миша, брат мой, живущий в Омске, замерзал, а я даже не поднимал воротника. Я воистину солнечник, и, хоть он моложе на десять лет, сам заявил, что моя кровь горячее. Встреча с Мишей на вокзале, и потом у него в доме, и потом с ним и его женой за ужином (мы ужинали лишь вчетвером, я отверг адвокатскую компанию провинциальных блудоедов слова) так взволновала меня, что я не мог уснуть до 4-х часов ночи. Воспоминания дней Шуи и Гумнищ. Миша такой же славный медведь, каким был в студенческое время. Это единственный из братьев (кроме священного Коли, конечно, и отчасти Володи), который мне мил. Он похож на отца и еще страшно стал похож на татарина. И он, и его жена хохотали все время, говоря, что я как бы копия Веры Николаевны>{113} в лице, в ухватках, в маленьких выходках. Иду сейчас к нему обедать. Скажи Нинике (о ней тоже было много речи и моих влюбленных рассказов о ее детстве). Поедаю здесь стерлядь, рябчиков и зайцев.
Сибиряки тяжеловесны. Уж очень хочется вернуться. Но, кажется, заезжаю на 24–25 в Томск, а Екатеринбург откладывается дня на 4. Во всяком случае, в первых числах декабря я буду уже в Питере, Вас. Остр., 22-я линия, д. 5. Оттуда проеду к тебе в Москву.
Милая, ты, верно, мое пермское письмо уж получила? Как будешь проводить 24-е? Целую глаза твои. Пошлю быстрое словечко. Твой К.
1915. XI. 24. 2 ч. д. Вагон. Близ ст. Богданович
Катя милая, здравствуй — и целую тебя. Через два часа я отъезжаю в твой город, который, как город Нюши, Казань, приветствует меня, прежде чем я в него приехал. Прилагаю заметки из двух екатеринбургских газет. Сегодня я читаю там «Океанию», послезавтра «Поэзию как Волшебство».
Сейчас в Москве лишь полдень. Вы готовитесь завтракать. Ты нарядная и взволнованная. Много цветов и телеграмм. Верно, и мои две телеграммы, одна с приветствием, другая с подарком — 100 рублей. Ниника с Аней шмыгают, тоже нарядные. И тихая Мушка, ласковая, с тобой и, верно, в твою и мою честь надела зеленое нубийское ожерелье. Я целую тебя и целую вас всех. Милая, и привет Тане и Леле, и Александре Алексеевне.
Из Омска меня провожала любовь — Миша, его жена, и бледная их дочка, Верочка, лепетавшая приветствия солнечной Нинике. И хоть в целом публика там скучная и тяжеловесная, в нескольких сердцах я заронил Красный огонь.
Радуюсь очень-очень своему возвращению. Я мог бы длить поездку до Владивостока, но не захотел. После! Сейчас сердце не вылетит.