Катя милая, обнимаю тебя. В Омске два письма от тебя было. Но они грустные. Мне хочется что-то сделать, чтоб тебе было светлее и веселее. Сердцем люблю тебя. Твой Рыжан.
1915. XI. 26. 6-й ч. в. Екатеринбург, «Американские №№», № 15
Катя родная, лишь поцелуй. Падаю от усталости, нужно отдохнуть перед выступлением. С 12 ч. у. до 4-х ч. в. был среди драгоценных камней и приобрел в мудро-исключительной возможности дивные подарочки тебе, Мушке, Нинике и всем милым. Здесь есть мои поклонники, уж 20 лет меня чтущие. Директор Художественно-промышленной школы, Анастасьев, бывший приятель Синцова, который знает меня с Парижа 1897 г.! Вот он наш, мой и твой, истинно твой и мой Париж! Как не пропадают жизненные встречи, милая! Звенья светлой перевязи между мной и тобой длятся, втягивая в лучистую цепь — других.
Я отменил Сибирь и еду через 2 дня в Питер, оттуда, не долго-долго мешкая, к тебе.
Обнимаю тебя, Катя моя. Твой К.
1915. XI. 30. 10-й ч. н. Вагон. Около Вятки
Катя милая, я писал Нюше о последних моих впечатлениях. Я нашел в Екатеринбурге малоподготовленную аудиторию. В 1-й вечер я растапливал льды, во 2-й они растаяли, в 3-й, устроенный мною самим, была цветущая весна. Этот 3-й вечер был зерном того, что я намерен устроить в Питере и в Москве. Без какой-либо подготовки и утомленный предыдущими двумя ночами — уснул часа в 3–4, проснулся в 8,— я говорил в прозе, импровизации о связи Солнца и Луны с теми или иными, или, вернее, с одними и совсем разными другими, ликами чувств, мыслей и настроений. Читал страницы из «Будем как Солцне», «Ясеня» и других книг. Построил воздушный мост от Луны к Смерти. Нарисовал два лика отношения к Смерти, тоскующее «Камыши», «Лебедь» и пламенно-торжествующее «Гимн к Огню». Спутал волшебно все величины рассуждения, введя в нить говорения слово Любовь, и вызвал взрыв восторга, завершив говорение страстно-взволнованным чтением поэмы «С Морского дна». Передо мной, в 1-м ряду, сидел высокий старик, военный врач, со своей женой. Когда я читал о том, как Русалка ослепла, она вся задрожала от внутреннего рыдания и, уронив голову на плечо к своему мужу, плакала до конца. Вот где и вот когда я поистине почувствовал, что старость бывает прекраснее юности.
Милая, этот вечер, околдовавший жителей и жительниц уральского замка Катерины, я устроил, мысленно, в честь тебя, ибо с тобой я пережил «Будем как Солнце», эту красивую и жестокую, эту лучшую мою книгу.
Снега, снега. Ночь. Я рад возвращению. Твой К.
1915. XII. 6. Ночь. Питер
Катя милая, сегодня именинный день. Суета. Но я рад. Это похоже на те праздники, к которым я привык за поездку. Слышу из своей комнаты спорящие голоса и радуюсь тиканью часиков на моем письменном столе. Я сегодня составил план новой поездки, весенней, на юг России и в Сибирь и уже принялся за работу над новыми выступлениями. Спасибо тебе и Нинике за письма. Отвечу подробно. Но уж скоро будем вместе. Нинике я везу киргизские сапожки, а тебе сартскую ткань и уральские самоцветы.