У нас гостит Лева. Он мне очень мил своим итальянским ликом и ласковостью. Вообще, у меня вернулась к нему моя прежняя любовь целиком. Целую Нинику. Обнимаю и целую тебя, моя милая. Твой К.
1920. 20 мая ст. ст. Москва
Катя моя, только что получил вчера твое письмо от 19–5-го. Я рад за Нинику и за тебя, что у вас все благополучно. Радуюсь, что доходят наши письма и монеты. Сам я сейчас в разорванности. Ты знаешь, как я делаюсь несчастен, когда начинаются какие-нибудь сборы к переезду. В этом я не изменился. И вот я несчастен уже многие недели. Ибо мы все куда-то едем — не едем. Лишь начались хлопоты о выезде за границу, мое последнее спокойствие исчезло. Через два дня я должен получить визированные паспорта. Кажется, я должен был бы преисполниться счастьем. Но во мне только тупое чувство заботы и тревоги. Мне совсем не хочется отдаляться от тебя в неизвестность времени и пространства. И я не в силах разрешить вопрос: на Кавказ ли мне ехать или пытаться проехать в Италию, в Париж. Все эти слова и названия так поменялись в своем содержании. Милая, я упрекаю себя, что не еду просто-напросто к тебе в Миасс. Но столько стоит на дороге. Все эти последние дни я неотступно думаю о тебе, любимая, желанная моя, и так мне больно, что мы разлучены. То благословение, которое шло от тебя ко мне, да хранит тебя на Земле. Я хочу еще снова пережить долгие дни с тобою где-нибудь у Океана, в дыхании Вечности и беспрерывно творящей Красоты.
Люблю тебя милая, милая моя. Твой Рыжан.
1920. 8—21 июня. Москва
Моя любовь, мое далекое и вечно близкое счастье, моя Катя Андреева, заря, озарившая меня на всю жизнь, моя Катя любимая, это последняя моя ночь в Москве перед неожиданно осуществившейся моей поездкой за границу. Мне кажется, что от сердца моего тянутся к тебе длинные светлые нити и неправдоподобно, что тебя нет со мной.
Завтра вечером наш поезд уходит в Ревель. Через трое суток мы должны услышать плеск морской волны. Но нет радости в моем сердце. Одно лишь ощущение, что я принес крайние жертвы, чтобы эта поездка осуществилась, ибо так должно. У Нюши настоящая чахотка, правое ее легкое поражено, шейные железы поражены. Ей нужен другой воздух и другая жизнь. О Елене Селивановский сказал, что от смертельной болезни ее отделяет муравьиный шаг. Миррочка всю зиму хворала и поправилась лишь весной. Новой зимы в Москве им всем не выдержать. А на юге России, которым бы можно было заменить заграницу, новые тучи, и новые бешеные там готовятся бури. Судьба разъединяет нас, Катя, — еще — мы уезжаем на год.