Я чувствую, что я древнее, чем Христос;
Древнее первого в столетьях иудея,
Древней, чем Индия, Египет и Халдея,
Древней, чем первых гор пылающих откос.
Я был еще тогда, как в воздухе разъятом
Среди безжизненных невидящих пространств,
В предчувствии немом сверкающих убранств,
За атомом помчался атом.
Но я еще древней. Гори, душа, пророчь.
Припоминай себя в чертах многоразличных.
Я был еще тогда, как в безднах безграничных
Была единая нетронутая Ночь.
К избранникам Судьбы идет от сердца уза,
Все Божии Сыны живут в моих зрачках.
Но более всего я волн люблю размах,
Всех вер священнее — медуза.
Но вот хороши эти вербочки на моем столе, принесенные верными певучими девушками, которые пишут мне стихи и которых я иногда целую. И хороша эта золотая икона в углу. И хорошо, что Христос в благовестии Иоанна — единственном благовестии, сказал: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и выйдет, и пажить найдет». И всего лучше Его слова: «В доме отца моего обителей много. А если бы не так, я сказал бы вам: я иду приготовить место вам» [177].
21 марта. Утро
Катя моя, был от тебя посланец, юноша Рубановский. Я почувствовал на миг, будто ты близко. Он привез чудесных сухарей белых, и мы сегодня пируем. С маслом и чаем это так вкусно. У нас не все благополучно. Я встал уже две недели, но слабость продолжается, мне трудно работать и в особенности трудно ходить. Едва я встал, свалилась Елена с 40>0. Не успела она оправиться, свалилась Нюша, которая и сейчас лежит. Она пишет тебе сама. Вероятно, ей придется поехать в санаторию.
Милая, посылаю тебе какие-то кусочки моего «юбилея», а также 2 листа «Перстня», ведь он должен выйти через 2–3 дня. Эти листы, прочтя, дай Нинике, а по цельному экземпляру и тебе, и ей я пошлю на днях. Посылаю тебе также с тем, кто возьмет это письмо, 2000 рублей. Это — твои, за «Саломею». Телеграфом высылаю на этих днях еще 2 или 3000 рублей, за «Саломею» же. Видишь, твоя работа имеет успех. Как это приятно. Для альманаха «Камерного театра» я как раз пишу очерк о «Саломее», «Сакунтале», «Жизнь есть сон» и «Фамире Кифареде».
Прилагаю письмишко к Нинике. Ведь она уже с тобой? И Миррочка шлет ей и тебе поцелуй и тот стишок, который она написала мне в мой день.
Читаю апокрифические Евангелия.
Моя милая, моя родная, моя любимая, через смуту дней шлю тебе свое сердце. Твой К.
1920. V. 4 н. ст. Москва
Катя родная, шлю тебе 2000 рублей. Это твои деньги, за «Саломею». Я все эти дни, и даже целых две недели, был целиком поглощен хлопотами об отъезде за границу. Через несколько дней узнаю, может ли он состояться в действительности. Напишу и телеграфирую тебе тотчас. Во всяком случае, все это не так спешно. Я выступал 1 и 2 мая. 1-го читал в Доме Союзов свою «Песню Рабочего Молота», 2-го читал в Малом театре стих в честь М. Н. Ермоловой — «Артистка Высокого Чувства». Было пышное празднование 50-летия ее артистической деятельности.