– Эх, Бельчище, Бельчище, – сокрушенно выдохнул сталкер. – Давай я тебя нормальной речи немного поучу, достало меня твое безмолвие, понимаешь? Сайлент хилл какой-то. Ну чё, согласен?
Услышав вопрос, Белошапка важно повернул голову.
– Сокласен, – выдавил он с ужасным акцентом. – Конечно, сокласен, сталкер.
* * *
Аспирин был зол. До этого, оказывается, скандинавский ушлепыш молчал из чувства глубокого, так сказать, стеснения. Русский он учил по какой-то заумной книге, таскавшейся у него в рюкзаке, но говорить не решался. Как всякого толкового иностранца, его интересовала русская грамматика, а вот словарный запас был катастрофически мал. Писать он также не мог и с произношением не заморачивался.
Аспирин решил восполнить этот пробел – беседой, так сказать, с носителем. Странный, почти непонятный обоим разговор продолжался полночи. Точки соприкосновения подбирались медленно, неохотно. Аспирин указывал на какие-то вещи или рисовал их в блокноте, потом по нескольку раз повторял их названия, стараясь, чтобы Белошапочка запоминал. У гомика, как ни странно, оказался талант к языкам – схватывал он на лету и запоминал огромное количество слов, пользуясь, очевидно, какой-то неизвестной сталкеру ассоциативной системой.
Со своей стороны интурист пытался чему-то обучать Аспирина, однако тот обучался хреновато – о чем прекрасно знал со школы. Так что взаимного обмена культур не получилось. Так сказать, не срослось.
В любом случае, посмеиваясь друг на другом, оба не замечали, как летит время. Страх, первые напряженные часы, само ожидание внезапной атаки – все это медленно выветривалось, отступало на второй план. И лежащий под рукой пистолет, и разложенные на земле обоймы уже не казались чем-то неотъемлемым и необходимым. Не крайне необходимым. Не панацеей, во всяком случае.
Заболтавшись, оба стали понимать, что могут наконец полноценно разговаривать. Не столько сами слова становились понятны, но произношение, оттенки значений, даже намеки и несложный юмор. Бессонная ночь словно стала настройкой друг под друга, словно бы радио поймало нужную волну. Чередуя эту роль приемника и передатчика, сталкер и интурист вдруг перестали казаться друг другу далекими, безмолвными существами, но стали в глазах друг друга настоящими, полноценными людьми. Еще не близкими, но по крайней мере знакомыми и доверяющими друг другу. Аспирин отдавал себе отчет, что одной ночи для изучения русского языка при всех талантах Белошапочки недостаточно. Тем не менее под утро скандинав лопотал уже достаточно сносно и, кроме «я кафарю по-рюсски», мог спросить или изложить практически все, за исключением, конечно, теории относительности и воспоминаний о первом сексе. Сталкер подумал, что тут определенно сказывалось влияние Зоны. Ведь всего лишь какие-то часы у костра! И что? Его уже понимает без спирта доселе безмолвный иностранец. Или делает вид, что понимает?