— Что вы, мистер Кейн! Какое может быть беспокойство? Я буду рада помочь тете Лео…
Эмма чувствовала, с какой ненавистью глядит на нее Джулия.
Боже, как она могла так забыться, да еще здесь, в доме печали, подле гроба, среди скорби и плача! Эмма поспешно отдернула руку и отвела глаза.
Церемония прощания шла к концу. Груды увядающих цветочных гирлянд и венков наполнили гостиную удушливым запахом тления. Свечи догорали.
Ночью Эмма никак не могла уснуть. Ворочаясь на сбитых простынях, она вспоминала каждую мелочь прошедшего дня. Ненавидящий взгляд Джулии жег ее.
Что же произошло?
Чуть заметная заминка у гроба не была замечена никем из присутствующих, но Эмма чувствовала себя чудовищем, вампиром, распутницей, давшей волю своим постыдным желаниям в такую минуту…
Да, когда Гидеон держал ее руку в своей горячей ладони, она ощутила жаркую волну, словно омывшую все ее тело с головы до пят. Эмма сгорала со стыда, вспоминая, как мгновенно напряглась ее грудь, как все ее существо рванулось навстречу ему, едва он взглянул на нее так ласково… Нет, не только благодарность была в его взгляде. Тот же огонь страсти терзал и его! Неужели, неужели он жаждал ее в этот миг?
Эмма не сомневалась в этом.
Окаянная ее плоть ликовала, хотя душа скорбела, противилась и сгорала со стыда. Гидеон любил ее, она была желанна ему — и даже сама смерть не могла встать между ними.
Эмма накинула на плечи шаль и выбежала в сад.
Полная луна плыла по ночному небу среди призраков-облаков, словно серебряная ладья покачивалась на волнах, увозя душу Джекоба Кейна в Царство Мертвых.
Яркие лунные блики скользили по листьям деревьев, по ослепительно белым цветам жасмина и тубероз, так сильно благоухавшим в ночи, по темно-зеленому бархату густой, сочной травы, осыпанной, как самоцветами, капельками росы.
Эмма вдохнула свежий чуть пахнущий сыростью и морской солью ветер, и он наполнил ее тело магической силой. Она подставила грудь и обнаженные плечи лунному свету, точно купаясь в нем.
— Все может быть только хорошо или прекрасно, — шептала она слова древнего заклятия, чуть покачиваясь в такт мелодии хулы, звучавшей в ее душе. — Я стану ведьмой ради тебя, мой любимый, я все могу в эту ночь! О, как хочу увидеть тебя, Гидеон, любовь моя! Я знаю, ты тоже не спишь! Я вижу, вижу тебя — ты где-то рядом, ты здесь, ты бродишь по саду, прячась в тени апельсиновых деревьев, ты, так же как я, думаешь о любви и, так же как я недавно, стыдишься своих желаний… Я хочу тебя, Гидеон!
Она рванулась было, чтобы побежать к Большому Дому, но в ту же секунду чьи-то сильные руки крепко обхватили ее.