Джек недоверчиво хмыкнул:
— Ты не посмеешь.
Ой, что-то он не рассчитал! Куда только подевалась маленькая пугливая шлюшка! Эмма больше не боялась его. Придется уходить, хотя… Кое-что и у него припасено на крайний случай.
— Не слишком ли круто берешь, а?
— Вон!
— Хорошо. Ваша Надменность! Я ухожу. Но ты еще пожалеешь об этом. И ты, и твое маленькое отродье. Я еще сведу с тобой счеты. Я никогда не ошибаюсь, детка. Помнишь, я предупреждал тебя насчет Кейна-младшего? Вышло по-моему? Он вернулся с женушкой, она нарожает ему детишек, а ты время от времени будешь утешать его… под кустиками.
— А кто такой для меня Гидеон Кейн? Мы едва знакомы…
Эмма вспыхнула и тотчас пожалела об этом.
— Знакомы? А вот послушай-ка…
Джордан встал в позу и продекламировал:
— «Дорогой мой и единственный! Хотя прошло столько лет с тех пор, как ты покинул острова, в сердце моем навсегда сохранится место для тебя…» Продолжать? Вижу, что продолжать. Как там дальше-то? А, Эмми?
Это были строки из ее последнего письма к Гидеону.
— Где ты прочел это? — хрипло прошептала Эмма. — Отвечай!
— Где-е-е… — передразнил Джек. — А твой косоглазый китаеза передавал их мне, да так аккуратно, просто прелесть! Ты корзинами таскала ему гостинцы, а работал он на меня. Ну, и письма твоего Кейна тоже я получал регулярно. Читал с удовольствием, надо сказать.
— Где они?
— Я их сжег. На костре. Взял и сжег.
— Н-нет… Нет. Нет…
Джек был доволен собой: «Здорово я ее осадил. Даже, пожалуй, слишком… Жалко девчонку, но что поделаешь… Запомнит, как угрожать мистеру Джордану…»
Эмма хлестнула кобылу и, подняв ее на дыбы, пошла на Джордана. Лицо ее было белым как мел.
— Эй, полегче, полегче…
— Убирайся, негодяй, пока я не убила тебя!
— Хорошо, хорошо… Ухожу…
Джек, поняв, что дело нешуточное, торопливо собирал вещи.
Эмма смотрела ему вслед, и слезы текли по ее щекам.
Вот, значит, кто погубил ее любовь.
Если бы она знала, если бы знал Гидеон! Он говорил правду, он не был виноват перед ней!
Эмма чувствовала себя так, точно ее вываляли в грязи. Ее письма читал мерзкий каторжник, он смаковал ее признания, хихикал над каждым словом, опозорил ее…
Как она сможет пережить это все!
Но если ее не станет, что будет с Махеалани?
Надо жить. В память о матери. Ее мать жила из последних сил ради нее.
Эмма огляделась вокруг.
Как заросло все, как она запустила хозяйство. Надо приниматься за дело.
Обратной дороги ни для нее, ни для Гидеона нет.
Разыскав старенькую блузку и бриджи, Эмма переоделась и отправилась на грядки старо.
Она работала, не замечая времени, не отирая слез. Срезая острым ножом жесткие листья таро и набивая ими мешок, она вспомнила об одном случае… Мать тогда еще была жива.