— Ты ее не знаешь, — уклонился от ответа Валерий.
— Но могла бы и узнать, — вполне логично заметила мать.
— Нет, это ни к чему, — хмуро заявил Валерий. — Девушки приходят и уходят! Со всеми не перезнакомишься.
— Смотри-ка, какой опытный! — восхитилась и удивилась мать.
Женька сначала жутко стеснялась приходить к Валерию. Тем более днем. Смущалась, робела… Совсем не похожая на обычную Женьку с надменно вздернутым носом. Валерий посмеивался втихомолку.
Когда он первый раз пригласил ее к себе, она ни о чем таком не подумала, пошла совершенно спокойно. Чай пить. Только вместо чая обнаружила в комнате роскошно сервированный стол с вином.
— Это… что? — изумленно пробормотала Женька. — Прямо дипломатический прием…
— Да ладно! — махнул рукой Валерий. — Какой там еще прием! Ты что, бывала на них?
Женя покачала головой.
— Ну а если нет, зачем тогда сравнивать? Все равно не знаешь!
Валерий преследовал одну тайную цель: напоить, обласкать и соблазнить. Чего и добился запросто, в два счета.
Женька не особенно сопротивлялась, лишь растерянно поправляла на себе непрерывно бретельки лифчика, не давая его снять.
— Нет, так не пойдет! — решительно заявил Панин. — Хочу видеть тебя всю! Всю твою красоту! И вообще, запомни для начала, необразованная: здесь у тебя одно из самых сладких местечек! — Он выразительно коснулся ее груди.
Женька покраснела.
— И даже не для меня! А для тебя самой. Сечешь? А у тебя вообще кто-нибудь уже был?
Она робко кивнула.
Видно, такой же, как она, дурачок, вроде Арама, иронично подумал Валерий. И приступил к решительным действиям… Дальше дело пошло легче. Только Женька очень боялась забеременеть.
— Меня папа тогда убьет! — шептала она.
— Да ладно, не убьет! — отмахивался Валерий. — Это все так говорят для красного словца. Не бойся, я буду очень осторожным.
И был. Он тоже не нуждался в лишних неприятностях и осложнениях в виде незаконнорожденных детей.
Ему мучительно хотелось рассказать кому-нибудь правду, и не ради совета, а чтобы излить душу. Она без слов иногда задыхается. А иногда и от слов тоже. Ему было бесконечно жалко Женьку. Она пострадала сильнее всех и вообще без вины виноватая. А может, признаться ей во всем? Выложить всю подноготную как на духу? Это тяжко, сложно, мучительно — признаваться в содеянном, но ложь еще ужаснее просто сама по себе. Страшнее лжи, наверное, лишь предательство, но они ведь двоюродные брат с сестрой. А Панин сейчас вконец запутался, и другого выхода, кроме раскаяния и откровенного признания, у него нет. Но кому она нужна, эта правда?..