— Мне лично думается, что это так… Может быть, это и в самом деле так? Не обессудьте, если я заблуждаюсь…
И наоборот — любое ничтожество, любое пустое место всегда режет во весь голос без малейшей тени сомнения и утверждает, что все сказанное им — безусловная истина в последней инстанции, а кто считает иначе — будьте здоровы!
Однажды весной, перед рождением второго сына, Роман сильно простудился, долго болел, кашлял, получил осложнение в виде воспаления легких. И Марина — любящая и верная жена — ухаживала за ним, ставила горчичники и банки, поила морсом, бегала в аптеку.
— Ты незакаленный, — с огорчением говорила Марина. — Слабый. Сразу ломаешься. Нужно обливаться по утрам холодной водой. Мне кажется, я выходила замуж совсем за другого.
Ромка молчал и думал, что и он тоже женился совсем на другой. Ему даже не хотелось отвечать. Да и что толку в его однотипных, однообразных ответах? Лучше всего превратиться в глухонемого, это идеальный случай, исключительно подходящий для его жены Марины. Приятно, печалился он, когда женщина остается женщиной, а мужчина — мужчиной, что не так часто встречается. Он вешал все грехи на жену, забывая себя.
А она ничего, ровным счетом ничего не понимала и продолжала говорить, говорить, говорить… Лишь бы языком зацепиться.
Я бы хотел лежать на диване, думал Ромка. Но вот как это сделать? Как вот — лежать на диване?!
— А это очень просто, — однажды весело подсказала ему бойкая Арина.
— Да?! Ну и как?
Она ответила спокойно и деловито:
— Бревном.
— Так я же не о том! Я к тому, что ведь на работу идти надо — эту проблему как решить?
— Тоже очень просто! Просто не идти на работу! И никто тебя не заставит. По действующему законодательству труд — дело совершенно добровольное.
— Дык… А откуда же я деньги на семью возьму? Жена, дети…
— Ну, это уже совсем другой вопрос! — жизнерадостно пропела Арина. — Это уже другой вопрос…
Роман одинаково ровно, индифферентно относился ко всем людям, каких встречал по пути, и оставался совершенно равнодушным к тому делу, которым занимался, а потому никогда не увлекался и почти не делал ошибок. Равнодушие, твердила Марина, — это вроде паралича, и вообще преждевременная смерть.
Роман на ее умозаключения плевал.
Свой личный план по детям Марина почти выполнила — родила двоих. А позже — и третьего. Она всегда так упорно стояла за свои убеждения, что в глазах мужа Романа это «за» много лет назад превратилось в устойчивое и несомненное «против».
Но в ее сердце прочно поселился страх, когда родились дети. Тогда Марина начала бояться… Чего? Она сама еще не понимала этого.