— А я тоже вам расскажу… — вдруг оживилась Светлана. — Про свою знакомую… Машей ее зовут. У нее сын, единственный, Антон. Ушел в армию в январе девяносто четвертого. Тогда призыв шел круглый год, без перерывов, помните?
Марина не помнила, но на всякий случай кивнула.
— Парень у Маши вырос не такой, как другие. А то нынче модно стало косить от армии. Этот собирался честно служить. Но вот Маша не хотела его отпускать, боялась, словно что-то предчувствовала… Я в эти вещи раньше не верила, думала, ерунда, чушь всякая… А вот теперь, под Машиным влиянием… — Светлана помолчала, пожевала хлеб. — Вначале, как обычно, Антон окончил учебку. И попал в нашу знаменитую Берлинскую дивизию под Курском. Знаете? Марина не знала, но вновь кивнула.
— В октябре приехал в отпуск и почему-то уезжал из дома с трудом. Не лежала у него душа к отъезду. Тоже чувствовала нехорошее. Первого ноября опять отбыл в армию. А в декабре Маша собралась ехать к нему на день рождения. Это был первый его день рождения вне дома. Но накануне отъезда ей позвонили из части, где служил Антон, и попросили не приезжать. Якобы он уехал на учения. А Мария сама работала в войсках и хорошо знала, что никак не может военный округ проводить сейчас учения, на них нет денег, а военнослужащие сидят без зарплаты. И началась война с Чечней. А значит… Догадалась. Но доказательств ведь нет! И посыпались от нее запросы через военкомат, письма командиру полка. И никакого ответа. Отказался дать сведения даже знакомый, работавший в Генштабе и посоветовавший ехать в Курск.
Марина зябко закуталась в шаль. Было жутко, но она заставляла себя слушать.
— Приехала Маша туда утром в воскресенье. Назвала себя, а офицеры глаза прячут… Командир полка объяснил: «Ваш сын в Чечне. Он хороший механик. А что стрелять не больно умеет — не беда». Но это еще впрямь была не настоящая беда. Мария вернулась в Москву из Курска, а зареванная сестра кричит: «Антон в плену!» Позвонила незнакомая женщина. Она забирала сына из плена. И Антон дал ей номер своего телефона и попросил позвонить домой. И провоевал-то всего ничего… Шел январь девяносто пятого.
Марина сжалась, стиснула пальцы, уставилась в пол… Зачем эта странная Светлана рассказывает ей такое?…
— А Маша… Я до сих пор ей удивляюсь… Другие бы мамашки на ее месте зарыдали, забились в истерике, потом начали принимать сильные успокаивающие и ждать вестей неизвестно от кого и откуда… Так ведь, да? А она с помощью Комитета солдатских матерей поехала в Чечню на поиски сына. Билеты купили через Думу. Тогда в Чечню отправлялось много мамашек. Только в составе одной группы, куда попала Маша, их оказалось больше ста. И каждая из них надеялась найти своего парня и привезти его домой. Маша потом рассказывала, что у них оставалась последняя надежда. Но она таяла с каждым днем. Тогда только что разбомбили дворец Дудаева. До этого все пленные находились в подвалах, а где теперь — неизвестно. Как искать? Информации о пленных — никакой, а армия, объяснили матерям, пленными воинами не занимается. Ими ведает ФСК, ныне — ФСБ. Значит, они словно государственные преступники. И матери попавших в плен или пропавших без вести солдат были предоставлены сами себе. Ездили, искали, как могли. Собирали данные и слухи, как умели…