— Но едва вы выбьете у меня из-под ног этот столик, всё изменится, — продолжал я. — Вы станете убийцами, коварно и трусливо прикончившими героя Британской империи…
Никогда не помешает упомянуть боевые заслуги.
— Даже если скроетесь под вымышленными именами, на вас откроет охоту Скотланд-Ярд, самые внушительные в мире силы, стоящие на охране правосудия…
Ну да, внушительные у них разве что задницы, выпирающие из синих форменных брюк…
— Против вас обратятся все.
Я наконец замолк, давая им время обдумать услышанное.
— Джим, он прав. Мы не можем так просто его убить.
— Он первый вытащил оружие.
— Но мы не в Эмбер-Спрингсе.
Где бы ни находился этот самый Эмбер-Спрингсе, обстановка там явно благоприятствовала подобным упражнениям. Видимо, сказывался сравнительный недостаток полисменов, судей, стряпчих, тюремщиков, судебных секретарей и наборщиков в «Полицейской газете». В иных обстоятельствах я расценил бы это как явное преимущество (такого рода место выглядит куда заманчивее Стритхема), но в ту минуту нравы Эмбер-Спрингса не показались мне привлекательными.
Даже сквозь звон в ушах я расслышал характерный щелчок. Ласситер взвёл курок.
Американец встал прямо передо мной (видимо, решил всё-таки не стрелять в спину). В комнате было темно, и я не очень ясно его видел.
— Джим! — воскликнула Джейн — Хелен.
Полыхнула вспышка, лицо и усищи Ласситера на миг окрасились оранжевым.
Столик ушёл у меня из-под ног, адамово яблоко стиснула петля.
Я ожидал приступа нестерпимой боли.
Но вместо этого всего-навсего рухнул на пол, а сверху на меня упали люстра, обрывок верёвки и кусок штукатурки. Я задыхался, но был жив. Чего ещё желать при подобных обстоятельствах?
Ни леденец, ни даже балетная пачка не сделали бы меня в тот момент счастливее.
Подлый Ласситер пнул меня в бок, но жена вцепилась ему в руку.
Исполненный бессильной злобы удар обнадёживал: меткий стрелок явно потерял самообладание.
Вспыхнул газовый светильник. Кто-то помог мне выбраться из-под обломков, снял с шеи петлю и стряхнул с волос и лица штукатурку.
Я с трудом открыл глаза и увидел над собой розовощёкого ангела.
— Хоро-о-ошенький, — промолвила девчонка с остекленевшими глазами. — Рэч оставит его себе.
Теперь мне связали ещё и ноги, но чувствовал я себя гораздо лучше.
Я сидел на диване в гостиной «Лавровой ветви», а Рэч, она же Фей, играла с волосами своего нового питомца, Морана, и что-то радостно щебетала. Ей, должно быть, уже исполнилось пятнадцать или шестнадцать, но вела она себя как семилетний ребёнок. Я старательно улыбался в ответ на её воркование: дети ведь могут внезапно выйти из себя, а если эту барышню с детским умишком довести до истерики, думаю, она сделается такой же опасной, как и её приёмный папаша.