Потом тело молодое одумалось, поняло, что зачем же ему дядя Боря, с которого ну как с козла молока, и переметнулось к молодому. Из той же бригады.
К слову, вся эта история прошла мимо тети, оставшейся в счастливом неведении.
А у Борюсика натурально съехала крыша. Ну, как съехала — сам он этого, конечно же, не видит. Но я-то понимаю.
И Боря начал страдать. Страдания эти состояли в том, что, вкусив прелестей молодой сельской нимфы, жить по-прежнему он уже не мог.
Роман с кладовщицей рассосался сам собой, а после он понял, что пожившая жена ему тоже не мила. Так Борюсик остался без женщин.
Квартирку пришлось разменять. Ему досталась не то общажка, не то коммуналка со спорными удобствами и кучкой алкоголических соседей.
И Борюсик решил снова жениться. Но только чтоб на молодухе.
Он давал объявления в газеты — молодухи не шли.
Он освоил интернеты — молодухи на фото смеялись, призывно выставляя прелести, но замуж что-то не стремились. Да что там замуж! Встречаться — тоже.
Боря приуныл и пошел по рукам молодых, но не бесплатных фей.
А потом он нашел меня. Не то чтобы я молода, но что-то Борю зацепило.
С Борюсиком достаточно легко. Главное — не мешать ему мной восторгаться.
— Цицици, мои сиииисечки! — причмокивает он, хватаясь лапками за мою грудь и вылавливая губами ускользающий сосок.
— Мням-мням-мням-мням-мням, мои булочки! — урчит он, обцеловывая мою попу.
— Ууууууу! — переходя на фальцетик, стонет он, закатив глаза.
— Аххххааааааа! — кричит он, выстреливая и откатываясь набок.
Потом он жалуется мне на жизнь.
Что молодые не хотят, и с ними ему как-то не везет, и что вот смотрела на него одна, но как с ней можно — ей целых сорок три! — и внучек есть; а еще одна была — так ужас! ужас! — сорок семь, а он же так не может.
— Катенька, — говорит он мне потом, — ну, может, появилась у тебя какая-то знакомая — ну чтобы лет до двадцати пяти; может, откуда приехала, так жить негде — я бы и приютил, я же с квартирой, и кормил бы, и замуж бы позвал. Ты отрекомендуй меня кому-то, хорошо? Только чтоб сисечки были — и Борюсик в воздухе корчит лапку в горстку — показывает сисечку.
Я торжественно клянусь, что, как только в моем кругу появятся молоденькие и согласные нимфы — они тут же станут его.
— Ой, Катенька, — говорит он в другой раз, — может, у тебя какая девочка есть, ну, тоже которая работает, может, ей надоело, бросить хочет, так ты ж знаешь, у меня и жить есть где, и в обиде не оставлю… И ты скажи, что прошлым попрекать не буду…
Только чтоб молоденькая, и сисечки чтоб не висели, пусть даже небольшие будут, но упругенькие, и чтоб попочка была… такая… — и корчит в воздухе уже две лапки.