Он так и сказал — чаевые. И заржал собственному остроумию.
Потом потянулся ко мне, повалил на кровать и спросил:
— А ты чего на меня так смотришь? Разве ты не такая же? Тебе же тоже люди на хрен не нужны, тебе бабки, бабки, бабки… Что, скажешь, нет? — он больно сжал мою грудь.
Я хотела сказать, что нет, это вовсе не так, но только стоило ли что-то ему говорить? И я смолчала. Он посмотрел мне в глаза и удовлетворенно кивнул.
Я еле дождалась утра и попросила его уйти, едва часы показали девять.
Он позвонил мне через две недели. Я сказала, что занята.
Борюсик — худенький мужичонка с повадками половозрелой кошечки.
Борюсик ходит ко мне давненько, и на это есть две причины.
Одна состоит в том, что Боре я даю совсем недорого — он когда-то сторговался в пору моего безденежья, с тех пор и повелось, а вторая — он явно нашел в моем лице свободные уши.
Ну, и просто я ему, наверное, нравлюсь.
Борюсику слегка за пятьдесят. Климакс в разгаре. Да, у мужчин он тоже бывает.
И у него идея фикс. Он искренне хочет жениться.
На молоденькой самочке не старше двадцати пяти.
И года три уж как все просит подыскать ему жену.
Однажды он даже продемонстрировал мне паспорт со штампом о разводе — чтобы мне было чем оперировать, рекламируя по девкам столь завидного жениха.
История Борюсика простая, как пенек.
Жил себе мужичок, обычно жил, меблюшечку поделывал, жену нажил, двоих детей. Дети выросли, жена тоже моложе не стала, и поселился в мужике бесенок. Ну, тот самый, который подсказал, что жизнь уходит, осталось немного, и куда ж инстинкты деть?
И Борюсик завел любовницу — дородную даму слегка за сорок.
Дама эта работала в том же цеху то ли приемщицей, а то ли кладовщицей и, видимо, от тоски по где-то бродящему женскому счастью, согласилась хоть на Борюсика.
Однако счастья в его лице она так и не сыскала, ибо вскоре из богом забытого села в город приехала поступать ее племянница — прелестнейшая нимфа со словарным запасом в тридцать слов и полненькими ножками.
Вскоре оказалось, что даже в техникумах нимф не ждут, ибо для поступления куда-то, кроме семейно-строительного, тридцати слов и троек в аттестате маловато, а потому нимфа осталась непоступившая и по такому случаю пристроенная той же тетей в тот же цех.
И Борюсик пропал.
Осада длилась недолго. Уж не знаю, от какого ума, или от безумия, или от гордости, что взрослый дядя посмотрел, но девочка Борюсику дала.
И с телом молодым случилось у него целых три раза.
Описывая те счастливые моменты, Борюсик делал в воздухе руками великолепнейшие па — показывал то сисечки — такие, то ножки — вот такие, то жопку — ууух!