Рябинин приблизился к Лиханову. Поплевал на ладони. Сильнейший удар кнутом пришелся мимо цели, так что сам едва устоял на ногах. Головой и корпусом Лиханов парировал его. Выпрямился и во весь свой рост двинулся на Краковского.
— Я, кажется, ясно сказал: ни на какие твои гнусные вопросы отвечать не собираюсь и не стану!
Рука Краковского легла на рукоятку пистолета.
— На место! — скомандовал он.
— Я требую человеческого обращения и хорошей кормежки! — сказал Лиханов. — Какой же может быть разговор на голодный желудок и когда с тобой обращаются как со скотиной!
Лиханов сел на чурбак. Краковский подошел к двери.
— Федор, накорми этого голодающего! — Лиханову пригрозил: — Ты у меня заговоришь!
Хлопнув дверью, он покинул бункер. Рябинин вылил из чугунка в миску остатки кислых щей. Дал хлеба. Лиханов принялся за еду. Бросив взгляд на адъютанта, спросил:
— Думаешь, удобно есть в наручниках?
— И на ноги кандалы заработаешь.
Лиханов отломил хлеба. Положил кусок в рот. Прожевал.
— Встретил твою Марту, — заговорил он. — С мальчиком шла. На лице ни кровинки. Глаза выплаканы. Людей сторонится.
Рябинин задумался.
— По мне, должно, скучает.
— Стыдно ей за тебя!
— А чего за меня совеститься? Преступник, что ли?
— Ну, а кто же? Прислужник ты, Федор. Вот что я тебе скажу. При немцах в холуях ходил. Сейчас помогаешь тем, кто против народа идет.
— Это ты брось… Агитатор нашелся! Я — за народ, оттого и с Краковским.
— Народ хозяйство восстанавливает. А ты в лесу прозябаешь. Ужас на людей наводишь. Хоть бы было во имя чего себя губить. Жена подождет-подождет, да и плюнет на тебя. Сойдется с другим.
— Пусть попробует. Она меня помнит…
— Сына отчим вырастит.
— При живом-то отце!
— Хочешь, скажу по секрету?
— Ну.
— Вам всем осталось жить считанные дни. Как займется лейтенант Буслаев бандой, так, считай, никому из вас ни головы не сносить, ни ног не унести. Тогда поздно будет молить о пощаде. Вас здесь кучка недобитков, а за ним народ стоит!
Рябинин сидел молча, видимо, раздумывая над словами пленника. Потом подошел к печке, подбросил поленьев.
— Садись к огню ближе, любезный. Все теплее будет, — смягчился он. — Может, ветчинки отведаешь?
— Оставь на потом. Жив буду, подкреплюсь.
— Холуй… Может, ты и прав. Но думаешь, легко быть холуем? Страх за тобой так и ходит.
— Убей Краковского и беги.
— Тогда и вовсе собственная тень станет преследовать.
— Другой вариант: освободи меня и давай бежать вместе.
Федор почесал затылок.
— Загадку ты мне задал, Иван.
— Способен на подлость, наберись мужества и искупить свою вину перед людьми.