— Я вас не корю. Она подняла глаза.
— Думаю, дело в О'Брайене.
— В ком?
— В Ричарде О'Брайане. Одном из балтиморских бизнесменов. Он женат, но ему это, кажется, все равно.
— Он вам когда-либо угрожал?
— Не совсем. Но он ждет, пока Эдгар не отправится вниз по Реке, и тогда он сюда проберется. Он сущая чума.
— Наверное, что-нибудь менее заразное.
— O, он — самая жуткая зараза. Хуже нет. Однажды ночью он сцапал Эдгара и попытался его утопить. Думаю, еще до того, как вы сюда попали.
— Не следует ли мне поговорить с кем-нибудь еще? Она призадумалась. И как раз собиралась ответить, когда тонкий крик, вроде птичьего, наполнил воздух.
Мы сидели в пропахшем дождем молчании и глядели друг на друга: маленькая подружка Эдгара, печальная и нежная — и я. Птица кричала столь жалобно, что я коснулся своей руки и ощутил, что она холодна и покрыта гусиной кожей.
— Какие птицы так кричат? — В Мире Реки не было птиц. Вообще.
Женщина улыбнулась. — Это Роберт.
— Кто такой Роберт?
Но мне не требовалось спрашивать, ибо внезапно отлетела в сторону длинная циновка, служившая дверью, и на пороге встал мальчик, лет, наверное, десяти, смуглый, точно американский индеец, столь основательно забрызганный илом, что это выглядело как боевая раскраска. У парнишки были песчаного цвета волосы и настороженные голубые глаза. Он носил вокруг бедер полотенце, удерживаемое магнитной застежкой. И в целом, он умудрялся придавать себе вид, равно устрашающий и торжественный, как это водилось у юных сорванцов с незапамятных времен. И несмотря даже на то, что он изрядно промок под дождем, от него пахло потом и вонью. На поясе у него качались ножны, и в них покоился клинок из кремния, тяжелый и смертоносный. И почти комический контраст с этим клинком составлял букетик в правой руке: голубые, желтые и розовые цветы, из тех, что растут на лесных опушках.
— Это тебе, — сказал Роберт.
Она улыбнулась ему и протянула хрупкую ладонь. Цветы в ее костлявых пальцах посреди этой убогой хижины были как взрыв ярких красок лета.
— Я зайду позже, — сказал мальчик. И, пока говорил, глазел на меня. Он не пытался скрыть неудовольствие, вызванное тем, что я здесь.
— Но, Роберт… Ты не хочешь, чтобы я представила тебя мистеру Хэммету?
— Нет, спасибо, — буркнул он. И пропал, хлопнув циновкой-дверью и сбежав по буром глинистому склону в холодную серебряную морось.
— Бедный Роберт, — вздохнула она после того, как ропот дождя окончательно заглушил шлепанье ребячьих ног.
— Я бы сказал, что он переживает больше, чем просто четкое увлечение.
— Мне его так жаль. Я всегда влюблялась в тех, кто старше меня в его возрасте. Для взрослых это всегда забавно, но когда вы молоды… Это очень болезненно.