Что остается? Чего стоит такая жизнь?
В тот день, ближе к вечеру, добрый человек Хаким и его приближенные навестили мужскую сторону сада, бродя из хижины в хижину для разговоров с местными жителями.
Добравшись, наконец, до Плама, мастер оккультных наук друзов разыгрывал радушного хозяина:
— Что неладно? — спросил он после того, как Плам выразил ему благодарность за свое жилье. — Не хотел бы ты пройтись по этой стране зимнего благочестия? Я и сам чувствую себя ограниченным в пространстве, поэтому мы организуем походы и экскурсии, и пикники. Ты не должен думать, будто ты пленник.
Неужели?
— Нет, дело не в этом. Я просто… Я просто… я посвятил себя тому, чтобы писать, — ответил Плам. — Шестьдесят с лишним лет я только этим и занимался. Писать — и гулять, или заниматься борьбой теперь, когда я опять в силе. Собаки. Я любил собак. Но нет для меня ничего лучше, чем заполнять словами чистую бумагу.
Он отвернулся в сторону, волна его эмоций дошла до крайности. Он взволнованно продолжал:
— Я ни разу не видел в Мире Реки бумагу! Хаким взял Плама за руку, как священник мог бы взять дрожащую руку горюющей вдовы, и дружески похлопал по ней.
— Я могу принести тебе бумагу! Мы делаем ее из бамбука.
Я знал, что тут что-то есть. Людей ко мне присылают с некоторой целью. Вчера я не знал, для чего ты, но теперь это становится ясным.
— Аллах не послал бы тебе П. Г. Вудхауза, чтобы писать забавные рассказы, — ответил Плам. Даже при том, что его настроение взмыло на слабых крыльях надежды, он восставал против величия концепций Хакима.
— Ты должен иметь веру! Вселенная разбита, — ответил Хаким. — Логические требования, чтобы все случайные цели соединили начало с концом в круге времени, и каждое звено этой круглой цепи, когда ты об этом подумаешь, остается тем же самым звеном, каким оно было восемьдесят биллионов лет назад. Тот же самый Хаким встречает того же П.С.Вудхауза, но, благодаря Аллаху, предназначение этого вечного цикла циклов этого Великого Удара и падения нас не касается. Физическая вселенная треснула, и Его благодать чинит ее своими инструментами. Я не знаю ничего, кроме того, что испытываю на опыте — я сосуд этой милости. Я ей доверяю. Когда я был моложе, я использовал ее плохо, хотя милость знает путь, как сделать дурные вещи хороши-ми.
— Я не был уверен вчера. Ты казался дурным: насмешником. Человеком анти-друзианского характера в мире, человеком, который высмеивает верования друзов. Но теперь ты можешь доказать себе сам. Пойдем. Мы должны пошептаться.
Удалившись от своих стражников в хижину Плама, Хаким приложил палец к губам: