Партитуры тоже не горят (Варгафтик) - страница 78

Эта история о композиторе, которого практически невозможно представить себе в тех обстоятельствах, которые, согласно привычным представлениям, непременно сопутствуют сочинению музыки. В стандартной рабочей обстановке, за столом или за роялем, над чернильницей с пером темной ночью, когда можно, закрыв двери и окна, следовать вдохновению… Можно не продолжать витки романтической «вермишели»? Речь идет о Никколо Паганини. Впрочем, мы подойдем к делу гораздо скромнее — попробуем найти только отдельные живые черточки к портрету, который без нас уже давно нарисован.

Никколо Паганини — это, как известно, человек-миф. И возможно, что миф есть, а никакого соответствующего ему человека не было никогда. Хотя бы потому, что на самом деле — тут даже излишне извиняться за забегания вперед — любой типовой портрет этого музыканта практически всегда является грубой калькой с типового портрета нечистой силы, которой — как понимает любой разумный человек — в природе не существует. Существует только наше стремление переложить на нее ответственность за то, чего мы не понимаем или понять не хотим. Поэтому у нас с вами широкий выбор возможностей.

Если мы хотим в мифе хотя бы немножко разобраться, то, в принципе, это очень легко. Достаточно как можно чаще поминать черта-дьявола и сатану (по делу или нет, неважно) и не скупиться на прилагательные в превосходных степенях: прекраснейший, гениальнейший, уникальнейший — и все будет понятно. Никаких лишних вопросов не возникнет. Но если мы все-таки хотим, чтобы у мифа остались хоть какие-то человеческие черты, то некоторые истории придется забыть сразу. Например, историю о том, что Паганини якобы так здорово научился играть на скрипке в тюрьме, где у него было очень много свободного времени и атмосфера, конечно же, очень подходящая. А в тюрьму он якобы попал за какое-то очень темное убийство на почве мести или ревности — или и того и другого сразу. Если посчитать по годам, то получается, что Паганини должен был пойти в тюрьму, как в первый класс, в семь лет, кстати, в год начала Великой французской революции. Не он ли попутно и эту кашу заварил? Ясно, что версия отпадает.

Хотя Никколо Паганини несколько раз мистифицировал свой собственный возраст (он сначала добавлял себе пару лет, а потом убавлял), все равно получается, что впервые он выехал за пределы своей страны, Италии, когда ему уже шел пятый десяток, точная дата — 1828-й год. И эту точечку на оси времени нам придется пометить, поскольку именно с этого года начинается новый мощнейший виток всех историй о гениальности человека, у которого на сцене «за спиной стоит черт и буквально движет его руками». Кстати, еще одну точечку мы пометим на той же оси времени — это 1830-й год. В этом году выходит жизнеописание Никколо Паганини.