Он взял ее руку, но на этот раз не поцеловал, а просто пожал.
В растерянности Надя медленно побрела домой по-зимнему тихой улицей, и охвативший ее восторг не тревожил ни один звук, лишь белый снег негромко поскрипывал под валенками. Позже вечером, увидев, что Сергей смотрит на нее так, словно заметил что-то необычное в ее лице, она решила не делиться с ним своей приятной тайной.
В последующие недели граф Алексей еще несколько раз встречал Надю по дороге домой и катал в санях. Никто из домашних, казалось, не обратил внимания на то, что иногда она стала возвращаться из гимназии позже. Но однажды Анна, вытирая руки после мытья посуды, сделала знак Наде следовать за ней в свою спальню.
Там она села в кресло и какое-то время молча смотрела на дочь. Под внимательным материнским взглядом у Нади зарделись щеки. Наконец Анна вздохнула и сказала:
— Лицо светится, в глазах искорки. Кто он? — Мать тепло улыбнулась, что бывало очень нечасто, и от этого ее лицо чудесным образом преобразилось.
Надя почувствовала, что щеки ее запылали еще сильнее, н руки вдруг сами по себе стали теребить складки платья.
Не дождавшись ответа, Анна продолжила:
— Это мальчик из твоего класса или из старших?[6]
Надя покачала головой. Анна вскинула брови.
— А кто же?
Какой-то странный загадочный инстинкт будто запечатал ее уста, и Надя не ответила. Анна подалась вперед.
— Ты стесняешься его?
— Нет! — вырвалось у Нади, прежде чем она успела подумать. — Конечно нет! Ничего такого, мама. Об этом не стоит и говорить. Просто меня пару раз подвез домой один офицер, с которым я познакомилась через своего друга, вот и все!
Ложь давалась ей с трудом, поэтому голос ее задрожал. Анна снова откинулась на спинку кресла и искоса посмотрела на дочь.
— Тогда почему ты так оправдываешься? Для меня, знаешь ли, естественно интересоваться твоей жизнью. Я ведь твоя мать! Когда-то я тоже была молодой… — Анна замолчала, как будто перед глазами у нее возникли какие-то образы из прошлого.
Надя ждала, ошеломленная тем, что ей приоткрылась такая сторона жизни матери, о существовании которой она и не подозревала. Наконец Анна вздохнула.
— Поступай, как считаешь нужным, Надя, только будь осторожна. Молись Господу, чтобы он направил тебя. Один необдуманный поступок — и, возможно, ты будешь жалеть о нем всю оставшуюся жизнь.
Надя пошла в свою комнату, пытаясь понять, что помешало ей сказать матери правду. Она никогда не слышала, чтобы мать говорила что-нибудь плохое о семье Персиянцевых, и все же какой-то внутренний голос настойчиво твердил ей, чтобы она не рассказывала о своих встречах с графом Алексеем.