— Пятой батарее… Ориентир два, правее ноль тридцать пять, прицел меньше восемь, первому один снаряд, огонь! — скомандовал комдив. Телефонист повторил команду и… ничего не случилось — белое, облако почти неслышного разрыва взметнулось далеко за целью.
Ватолин досадливо плюнул и, стараясь по смотреть на Сахно, убавил прицел сразу на шестнадцать делений. Снова перелет. Однако немцы забеспокоились: откуда такой неожиданный сюрприз?
— Левее ноль-ноль восемь, прицел меньше четыре, огонь!
Теперь недолет. Но какой! Черный сноп земли с оглушающим грохотом поднялся прямо перед наблюдательным пунктом, лишь в нескольких метрах. Ничего! Зато есть «вилка». Ватолин споловинил ее и, вопреки правилу, сразу дал беглый огонь. Разрывы легли не очень густо, но там, где надо. Немцев как ветром сдуло — попрятались. Ватолин повторил:
— Огонь!
Над одним из укрытий показался желтый дымок. Укрытие вспучилось и, глухо ахнув, осело, выбросив кусок бревна. «Ага! — злорадно подумал Костя. — А говорили, что у них железобетонные перекрытия и ничем их не раздолбишь». Он забыл уже о том, что до противника рукой подать. Ему хотелось плясать, обнять и расцеловать лежавших рядом Сахно и Недайводу. Он думал: какой молодец сержант Плотников, оставшийся за старшего на батарее, посылавшей снаряд за снарядом в темно, достижимом разве только на учениях.
Ему не терпелось вырвать у телефониста трубку и во все горло закричал: «Молодцы!» Он не знал, что то же самое уже сказал бойцам скрупулезно проверивший готовность орудий к бою и стоявший в ту минуту возле них старший политрук Агафонов.
Пристрелялись четвертая батарея и гаубица шестой. Теперь все пять стволов дивизиона долбили узкую полосу земли. Несколько немецких солдат, не стерпев, выскочили из своих нор и кинулись в ближайшую канаву. В развороченное уже укрытие попал еще снаряд. Но другие стояли как завороженные — разрывы ложились чуть дальше них. Надо было снова убавлять прицел. И Ватолин убавил. Земля взметнулась позади наблюдательного пункта.
— Это называется огонь на себя, — процедил Сахно и сполз в щель. Его примеру последовал Ватолин, а глядя на него и Недайвода. И вовремя. Следующий разрыв поднял в воздух остатки часовни. Вместе с осколками снаряда прожужжали куски кирпича. Запах взрывчатки перемешался с трупным смрадом. Над головами несся вой посылаемых своими же орудиями фугасок.
Помня, что в артиллерии двух попаданий в одну точку не бывает, Ватолин высунулся из щели. Над крайним справа фашистским орудием торчали бревна. И само орудие не смотрело, как прежде, самоуверенно вверх, а уткнулось жор-лом в землю…