— А я о тебе вспоминала, — сообщила тоном, каким обычно говорят: «А у меня что-то есть».
Сердце у Семена стучало в висках.
— Я… Я…
Он хотел сказать, что очень тосковал о ней и пытался ее искать. Но сказал совсем не то:
— Я рад за тебя. Здесь хорошо, тихо, спокойно, не стреляют.
Сказал, потому что растерялся, оробел. Не робел и не терялся ни перед каким самым большим начальством, а перед этой девчонкой, самым что ни есть рядовым бойцом, оробел. Прежде с девчатами он разговаривал смело, даже нахально, мог запросто потащить танцевать. А сейчас боялся поднять глаза.
— Да, хорошо, не стреляют, — согласилась Зоя. Оба смолкли. Она нарушила молчание: — Зачем ты приехал?
— Так… Командир полка вызвал.
— Нагоняй, наверное, давал? Он у нас такой, строгий…
«У нас», — отметил Семен. Запершило в горле. Зоя опять потянула его за рукав.
— Фу, какой серьезный… Расскажи, как там, на передовой. Все поешь?
— Пою, да не знаю, где сяду…
— Знаешь, что я скажу… Здесь хорошо, не стреляют. А там, на промежуточной, было лучше.
— Попросись назад! — оживился Синельников, ощутив теплое прикосновение надежды.
Зоя мотнула головой:
— Нету уже той промежуточной. Перенесли. И Раю убило…
Младший лейтенант осторожно, чтобы не заметили проходившие мимо, погладил ее ладошку.
— Зоя, хорошая моя…
Он, кажется, отдал бы все, чтобы иметь право взять ее на руки и унести к себе, на батарею.
— Не надо, — девушка отодвинулась. — И так уже внимание обращают. Я пойду.
Они встали. Зоя опустила голову.
— Помнишь, ты говорил, что любишь… Я тоже… Не забывай меня. Ладно?..
— Никак младший лейтенант Синельников? — Перед Семеном вырос стройный чубатый помощник комиссара полка политрук Гиглавый. — Гость с передовой. Это здорово! Пошли, пошли ко мне!
Синельникову до сердечной боли не хотелось ни с кем встречаться, тем более ни к кому заходить. Его молчание политрук принял, видимо, за робость. Взял за плечи и повел, затащил в какую-то каморку, втиснул в старое кожаное кресло.
— Как там у вас морально-политическая обстановка? Прорехи ликвидируете?
«Какие «прорехи»? — насторожился Семен. — Ах, да…» И он вспомнил…
Гиглавый неожиданно нагрянул во второй дивизион в качестве инспектирующего. Заглядывал в стволы орудий, проверяя, как вычищены. Обращал внимание на выправку бойцов, требовал подавать команду для стрельбы по танку. Надо было четко, без запинки прокричать: «По танку, угломер тридцать ноль-ноль, прицел такой-то, бронебойным, один снаряд, огонь!»
Бойцы кричали. Но не громко или не четко. Инспектирующий сердился. Синельников полюбопытствовал: