«Что ты будешь делать, если там полно легавых, Норми? — тревожно спросил его отец. — Легавые — снаружи, легавые — внутри, и все охраняют это заведение от тебя?»
Он не знал. И сейчас его это мало трогало.
Он миновал 245-й, 247-й, 249-й. Этот последний дом от тротуара отделяла ограда, и, добравшись до ее конца, Норман резко остановился, глядя на номер 251 по Дархэм-авеню с тревогой и подозрением, сузившимися глазами. Он был готов к большому оживлению или обычному течению жизни, но не подготовился к тому, что видел сейчас — полному его отсутствию.
Дом «Дочерей и Сестер» стоял в конце длинной, узкой лужайки с задернутыми от дневной жары шторами на втором и третьем этажах. Он выглядел тихим и безмолвным как памятник. Окна слева от веранды были не зашторены, но свет в них не горел. Не заметно никакого движения внутри. Никого на веранде. Ни одной машины на въездной аллее.
«Я не могу просто так стоять здесь», — подумал он и снова двинулся вперед. Он прошел мимо дома, заглянув во дворик с овощными грядками, где раньше видел двух шлюх — одной из них оказалась та, которую он сцапал сегодня возле туалета. Сейчас двор был пуст.
«Это выглядит ловушкой, Норми, — предупредил его отец. — Ты ведь понимаешь это, верно?»
Норман дошел аж до дома с номером 257 на двери, потом повернулся и небрежной походкой двинулся обратно по тротуару. Он знал, дом выглядит как ловушка, отец в этом смысле прав, но чутье подсказывало ему, что это не так.
Бык Фердинанд встал перед его глазами как навязчивое резиновое привидение. Норман вытащил маску из заднего кармана и надел себе на руку, даже не сознавая, что делает. Он понимал — это неудачная мысль: кто бы ни выглянул из окна, наверняка удивится, с чего это здоровенному мужику с распухшей физиономией вздумалось разговаривать с резиновой маской… и заставлять маску отвечать, шевеля ее губами. Однако все это, казалось, тоже не имеет никакого значения. Жизнь стала… ну, очень простой. И Норману она вроде бы нравилась.
— Не-а, это не ловушка, — сказал Фердинанд.
— Ты уверен? — спросил Норман, очутившись уже перед номером 251.
— Ага, — ответил Фердинанд, кивнув своими украшенными гирляндами рогами. — Они продолжают веселиться на своем пикнике, вот и все. Сейчас они все, наверное, сидят вокруг зефирных пирожных, пока какая-нибудь лесбиянка в бабушкином платье голосит «На сильном ветру». Тебе удалось нанести на их денек всего-навсего временную морщинку, не больше.
Он застыл перед дорожкой, ведущей к «Дочерям и Сестрам», уставившись на маску, словно пораженный громом.