На пражском вокзале Германа встретил представитель местной полиции:
— С банковского счета убитого бесследно исчезли все деньги.
— Что говорит кассир?
— Что ему предъявили завещание, — полицейский с удивлением рассматривал модное пальто Германа. — Но родственники убитого не слишком отчаиваются, они подали в суд и рассчитывают получить поместье, оспорив неосторожную волю покойного. Преступница не сможет продать замок.
Герман смерил полицейского взглядом:
— Вы забыли, Моника Каттнер сумела продать чужой дом? А продать свой — куда легче.
Изучив дело, Герман направился на место происшествия. Хозяйка радушно встретила его. Гостиную украшала пышная елка, здесь витал теплый аромат свежего печенья. Клара, как и предсказывал полицейский, была убеждена, что преступница никак не сумеет присвоить себе поместье, что суд будет на стороне законных наследников. Полицейских она принимала с удовольствием.
От нее Герман направился к нотариусу. Тот был скуп на разговоры. Казалось, праздничное настроение не коснулось его жилища и конторы.
— Вы считаете, что Моника Каттнер подсыпала яд в бутыль настоя? — спросил Герман. — Лично я так не думаю. Ведь все утверждают, Вацлав стал выздоравливать, лучше выглядел…
— Не знаю, в чем здесь дело. Люди, что видели ее в костеле, говорили, она ведьма. Я сам слышал ее толкование о ранней смерти Вацлава по линии у него на ладони. И потом она некоторое время провела на Золотой улочке, у какой-то провидицы.
— Возможно, она прячется там?
— Возможно.
— Я наведаюсь к ней, — Герман одел котелок, откланялся, но у порога обернулся. — Вы курите?
— Э… да. А почему вы спросили?
— Я отчетливо различаю запах табака. Но в табачной лавке по соседству вас как клиента не помнят.
— Я курю очень редко. Но ко мне заходят курящие посетители.
— Например, Моника Каттнер?
— О, вы уже изучили ее привычки? — слабая улыбка промелькнула на сером от усталости лице нотариуса. — Я горжусь нашей полицией.
Взгляд Германа оставался бесстрастным.
— Хозяин табачной лавки отчетливо помнит девушку с необычным голосом. Два дня назад она покупала свои любимые «Мемфис» и новые «Кэмэл» — попробовать, — с этими словами Герман открыл дверь, которая мелодично звякнула медным колокольчиком. — С Рождеством! — он приподнял котелок и вышел.
Герман понимал, что мог поймать нотариуса за хвост, но не мог объяснить, почему отпустил его. Минуту назад он мог узнать, где Моника, но странная слабость помешала ему.
На Золотой улочке он быстро отыскал вывеску Мадлены. Он мог приставить к жилищу гадалки полицейского, те бы обшарили дом в ее отсутствие, проверили набор покупок, следили бы за каждым ее шагом. Но по пути сюда он заметил в толпе лицо итальянца, каждый день на пражских улицах ему встречались макаронники. Может быть, поэтому он работал столь поверхностно, не вникал в суть, не искал путей к Монике. Найти ее, чтобы отдать Вегетарианцу? Нет…