— Дунуть и все ваши дома развалятся!
— А ну-ко попробуй дунь!
Только что Петя выпучил щеки, набирая в себя воздух, как вдруг точно по щучьему велению со всех сторон сбежались валеты — и бубновые, и червонные, и трефовые, и пиковые, и все они уставились в него остриями своих алебард. А издали с криками бежали двойки и тройки. Петя струсил и схватился обеими руками за своего трефового валета.
— Ну что, взял?.. — смеялся тот. — Видишь, мы тоже не промахи!..
Потом он сделал какой-то знак, и валеты разбежались во все стороны!..
Посредине улица пересекалась под прямым углом другой такой же, так что все карточное царство делилось на четыре квартала. Каждый был занят своею мастью, и по мастям они так и назывались бубновым, трефовым, червонным и пиковым. Красные с красными и черные с черными накрест. Стоя в середине, на большой площади, которая тоже вся была уложена уже не крапом, а синими и красными плитками, напоминавшими собою спинки карт 1-го сорта, Петя обнимал все кварталы и все четыре улицы отсюда… Зрелище было действительно величественное. Громады карточных домов — одни выше других — казались бы тяжелыми, если бы не были сквозными. Очевидно, свету и воздуху в этих домах не ставили преграды… «Вы не боитесь простудиться?» — спросил Петя. — «Отчего?..» — «А зимой от холода». — «У нас нет ни зимы, ни осени, ни лета, ни весны… Все наше царство у вас в комнатах — и вы сами, не зная того, заботитесь о нас…» Сквозь все эти ажурные и легкие постройки струился золотистый свет, но откуда он шел — Петя не мог никак заметить. Когда он освоился — ему мало-помалу становилось понятно все окружающее. В карточном царстве кипела своеобразная жизнь: двойки и тройки, на первый взгляд казалось, бесцельно суетились, сталкивались и разбегались, смешивались, кишмя кишели, посреди построек, каждая масть в своем квартале; четверки и пятерки работали в каких-то мастерских, приготовляя для королей, дам и валетов платье, оружие, украшения; шестерки и семерки играли роль полиции и солдат, одних они честью просили, других не пущали; куда тем хотелось, третьих, напротив, тащили, куда им вовсе не хотелось; восьмерки, девятки и десятки оказывались чиновниками и, сидя в карточных канцеляриях, департаментах и конторах, писали — только не перьями, а мелками, и стирали написанное щеточками, отчего из присутственных мест вырывались на улицы удушливые клубы белой пыли, заставляя неистово чихать и раскашливаться двоек и троек… Фигур не было видно вовсе… Они сидели в своих дворцах… Посреди центральной и единственной площади находилось громадное здание, выше всех, вроде дворца или храма, самой причудливой архитектуры. Кругом сутолка, гомон… У Пети даже голова закружилась. Еще бы: суетливые двойки и тройки кишмя кишели здесь у самых сеней, как у себя дома. С четырех сторон этого здания было четверо ворот, с вырезанными на одних трефовым крестом, на других знаком бубен, на третьих пиковым гербом, на четвертых червонным сердцем. У ворот сидели тройки, весело зазывая проходящих.