Шувалов, молча поглядывая на офицера, думал о том, что этот человек так слаб и, быть может, не пыткой, а чем другим, например, уговором тут вернее будет подействовать. По крайности — для начала.
— Посадите его, — велел Шувалов.
Плещеева ловко усадили на скамью, напротив Шувалова.
Скажи мне, ибо честный твой ответ избавит тебя от многих мучений, что за слова ты говорил будто бы о том, — тут граф глянул в бумагу, которую ему подали в самом начале, — что невеста твоя — царская племянница? Ведь говорил?
— Говорил, говорил, — забормотал Плещеев.
— Зачем ты это выдумал? — резко спросил Шувалов.
— Я не выдумывал… Это она, ее слова…
— Чьи слова?
— Наташины…
— Кто она?
— Дочь Обрескова Петра Николаевича…
— Как же ты поверил этим словам, если знаешь, кто ее родители?
— Они ей не родители… Она приемная у них дочь…
Шувалов замолчал. Мальчишка, испугавшись, похоже, говорил правду… Однако с его слов графу померещилось…
— Чья же она дочь? Что она говорила тебе?
— Что она дочь… Нет, внучка царевны Натальи Алексеевны…
— Та-ак! — Шувалов вроде бы даже обрадовался от подобного сообщения.
— Значит, она утверждала, что является особою царской крови?
— Да.
— А чего она хотела от тебя?
— Ничего…
Плещеев был окончательно раздавлен. Сначала он не понимал сути вопросов и своих ответов, но теперь, припомнив все опасения Наташи, медленно прозревал. Он начинал понимать, к чему ведут все эти вопросы и могут привести его ответы.
— А не было ли у означенной девицы Обресковой каких умышлений?
— Каких… Каких умышлений?
— Противу власти? Противу Ее Величества?
— Нет, не было…
— Не было? А заговор вы разве не составляли, дабы императрицу свергнуть, а оную девицу на престол усадить?
— Нет… Нет! — крикнул Александр. — Не было этого! Да как это возможно, у нее права такого нет!
— Верно, права нет… А умысел был, — продолжал граф. — Сознайся чистосердечно, и тебе выйдет послабление.
— Нет, нет! Не было этого!
Шувалов сделал знак палачу и тот потащил молодого человека к дыбе.
«Я стерплю, я стерплю», — твердил себе Александр, но когда его во второй раз подняли над полом и он услышал хруст своих суставов, которые выворотило совсем назад, Плещеев не выдержал.
— Было, было, — захрипел он.
— Пишите, — указал Шувалов.
Плещеев указал и заговор, и злоумышление, когда после третьего раза отлили его ледяной водой.
По законам положено было пытать всего три раза, но ежели заключенный речи переменял, то пытки должно было употреблять до тех пор, пока с трех пыток одинаково не скажет.
Плещеева вынесли без чувств из пыточной камеры.
И караульных послали в дом Обресковых, за Натальей Петровной…