Накануне урока Бестужев раскрыл тетрадь в потертом кожаном переплете. План-конспекты уроков из этой тетради порядочно устарели. Но завтрашнее занятие – и старый учитель не без удовольствия отметил это еще раз – сохранялось в неизменном виде много лет. Мысль о постоянстве некоторых уроков, каким-то образом напоминавшая о существовании вечных ценностей Отечества Российского, была столь приятна, что хотелось к ней возвращаться еще и еще.
В сущности, глобальных событий, из которых надлежало делать столь же глобальные выводы, в жизни учителя Бестужева давно уже не было. Тем приятнее было присутствие маленьких, но по-своему важных событий, подтверждавших глобальные выводы, сделанные когда-то. К их числу принадлежали славные вехи русской истории, которые каждый год заново преподавал Владимир Валерьянович Бестужев очередному приготовительному классу.
Каждый год Пересвет и Челубей падали, пронзенные копьями друг друга. Каждый год удивленная шведская конница напарывалась на редуты Меншикова. Каждый год гренадеры Витгенштейна заставали остатки великой армии Наполеона у Березины. Суворов слал Потемкину хитрый рапорт со стен взятого Туртукая, воевода Боброк выводил на Куликово поле засадный полк, партизаны Давыдова пленяли французских мародеров, казаки Каледина лихим налетом брали Вену, а танки Шапошникова гулко стучали гусеницами по мостовым покинутого турками Константинополя.
Поручик Бестужев в сорок пятом прошел с Южным фронтом фельдмаршала Шапошникова все Балканы, видел восторженные толпы славян-«братушек», встречавших русскую армию. Но он никогда нарочито не выделял в своих рассказах о Второй мировой роль Балканского театра. Не забывал отдать долг и беспримерному прорыву армии Драгомирова в Индию через афганские пустыни, и доблестным морякам Колчака, пустившим на дно Бискайского залива хваленый британский флот, и железным дивизиям Шувалова, защищавшим кавказские перевалы в смутном сорок втором.
И все-таки катарсисом, нравственным апофеозом Второй мировой Бестужеву виделись не многочисленные сражения, а скромная сцена на подмосковном аэродроме в Монино. И именно эта сцена должна была стать смысловым центром завтрашнего урока.
Полистав тетрадь в потертом кожаном переплете, Владимир Валерьянович Бестужев включил телевизор: начиналась программа «Ведомости». Посмотрев последние известия, он заглянул в шкаф и с видимым удовольствием осмотрел свой парадный мундир, украшенный орденскими колодками. Вместо ужина Бестужев выпил простокваши с рогаликом, помыл стакан и отправился в спальню. Уже в кровати он просмотрел последнюю книжку журнала «Красная площадь», отметил карандашом статьи, на которые следовало обратить особое внимание. И, предвкушая завтрашний день, погасил свет.