Он прыгнул еще раз и скосил глаза на оковы, короткий огрызок которых болтался у передних лап.
Егерь пробежал чуть не по его хвосту, но он даже не обратил внимания на нарушителя границы – коли цепь не держит, то он более не цепной пес, а вольный кобель.
«Так, так, так… – сел в классической позе, чтоб прийти в себя. – Может, это сон?» – укусил переднюю левую лапу, и тут до него дошло:
– Свобо-о-да-а! – взвыл ошалевший пес и стал вертеться на месте, не зная, что предпринять в первые минуты условно-досрочного освобождения.
Для начала он не сильно – так, для порядка, знай, мол, наших – укусил Хавронью, чем привел ее в чувство. Завизжав, свинья начала метаться по двору.
«Ну что, что, что делать?» – оглядывался по сторонам бывший «зека».
И тут – прям ему, можно сказать, в лапы – свалилась со второго этажа эта графиня, Альма.
Понюхав ее блестящую шелковистую шерсть, Барбос вспомнил, о чем мечтал многие годы, и оседлал находящуюся в прострации меховую женщину.
«А ведь за это, по словам законоведа Вовчика, – задыхался он от трудоемкой работы, – мне горит 131-я статья УК… От трех до шести лет – за использование беспомощного состояния потерпевшей…» – получил максимальное наслаждение и, пока дама не пришла в себя, пошел на второй круг, чтоб уж было за что нести наказание.
Влетевший за хозяином Бобик, увидев столь коварную измену, только и смог произнести:
– Бо-ор-за-а-я-а с-с-у-у-ка-а!
Сердце его было разбито.
«Лучше бы я сидел в сторожке, а не плыл через реку, чтоб пообедать, – плелся он домой на ставших ватными лапах. – Недотрогу из себя корчила…»
Мишаня, задыхаясь от дыма и прикрывая лицо от огня, бегал по помещениям горящего дома. В одной из комнат он схватил покрывало и на кухне, где механизм вышел из строя и вода брызгала во все стороны, намочил материю.
На Мари наткнулся случайно.
Раскрыв дверь в задымленую комнату, он увидел лежавшую на полу у окна девушку. Рядом с ней валялась раскрытая книга. Встав на колени, Мишаня взял красавицу за кисть руки и уловил слабое биение пульса.
– Маруся, не умирай… – прошептал он, а может, только подумал и, нагнувшись, коснулся губами ее чуть дрогнувших губ.
Накинув влажное покрывало на женское тело, бережно поднял свою ношу и, уже практически задохнувшись, понес ее к выходу, думая лишь об одном – чтоб не потерять сознание и не упасть. Ему показалось, что в задымленном коридоре мелькнул чей-то, удивительно напоминавший Барабаса, силуэт, но решил, что этого не может быть – не то место и время, чтобы правопорядок наводить. Дабы подбодрить себя, стал нашептывать: «Карабас-Барабас, ты одень противогаз».