— Скажите, а почему покойницу в селе прозывали кошатницей?
— Хе! — старик простодушно уставился на меня своими щелками и запыхтел трубкой, как паровоз. — Она же в доме дюжину кошек держала. Я их соседям раздал. Эту вот, — он указал пожелтевшим пальцем на ленивицу у порога, — только и оставил. С собой на Алтай забрать хочу.
— Долго пробудете у нас?
— Думаю с месячишко погостевать. Интересно у вас!
— А с хатой как поступите? — вопросов у меня имелось множество.
— Соседке отдам. У нее сын женился, а жить ему со своей молодкой негде.
Лампада, потрескивая, разбрызгивала маслянистые блики. Они делали лик Спасителя еще более таинственным. Где-то в недрах дома монотонно и звонко тикали ходики.
— Просто так отдадите?
— Деньги брать никак нельзя! Соседка рядом с Авдотьей сорок годков прожила. Помогала всяко, особенно после смерти мужа. — Устин отложил трубку и, отхлебнув кипятка, склонился над столом, подпер голову кулаком. Потом взглянул вопросительно: — Ты, сынок, не ведаешь разве о том, что дом умершего родственника не дозволено продавать? Его можно только подарить нуждающимся или самому в нем жить.
Я в недоумении пожал плечами:
— Никогда не слыхал о таком.
— Так впредь знай! И другим скажи.
Какое-то время мы молча хлебали чай. Затем, порывшись в своей сумке, я достал и выставил на стол бутылку водки и кое-какую закуску.
— Не принято у нас ходить в гости с пустыми руками, — ухмыльнулся я виновато.
Старик оживился, заулыбался:
— Выпить люблю. Тем более буду рад с гостем. Бутылочка, кстати, и у меня имеется.
Подхватившись, Устин исчез в кухне. Появился через минуту с чистыми стаканами и большой тарелкой. На ней громоздились соления, куски отварного мяса, белый и черный хлеб.
Я наполнил стаканы.
— Будем знакомы! — старик бережно взял свою посудину и, приподняв, спросил: — А зовут-то тебя как?
— Иваном кличут.
Проворно отерев рот ладонью, Устин быстро выпил водку и потянулся к хлебу. Взял ломоть, пожевал.
— У меня к вам вот какой интерес, — начал я осторожно. — Говорят, вы — необыкновенный человек. В автобусе, например, мне рассказали, что за эти дни, благодаря вашей помощи, поднялся с постели не один больной. Я работаю в газете, вот и хочу об этом написать.
Старик слушал, дружелюбно растянув губы. Потом подхватил бутылку, и стаканы опять наполнились.
— Я шаман, сынок! — церемонно возвестил он. — Хотя мои родители приняли вашу веру. Да и я крещенный. Но это не мешает мне быть шаманом. Скажешь, грех?
Некоторое время я мысленно взвешивал свой ответ.
— Не знаю, — в конце концов, нехотя обронил я. — Православие, вроде, не терпит идолопоклонства…