Как-то в конце ноября, под вечер она занемогла. Высокая температура, рвота, ужасная головная боль. Полю увезла «скорая», а я метался, не находил себе места всю ночь.
Поля умерла утром в больнице. Менингит и двустороннее воспаление лёгких.
Я тогда выжил. Вот так, как сейчас, выпал первый снег, и рука с обрезом охотничьего ружья опустилась помимо моей воли.
Теперь, вот уже около двадцати лет, я медленно умираю от тоски и чувства вины. Поли нет. Я ещё есть.
Двадцать лет агонии…
Двадцать лет тоски…
…Снегопад прекратился или продолжается? Ещё утро или уже вечер?
Пытаюсь разглядеть, что делается за окном. И не могу, не получается. Перед глазами непроглядный туман печали. Роняю голову на подоконник и начинаю снова впадать в забытьё.
Но нет! Нельзя! Собираю всю волю в кулак и заставляю себя подняться на ноги. Нужно привести себя в порядок, добраться домой. Что-нибудь придумать, объяснить, где провёл ночь.
А может, не надо лгать? Как же я устал от вранья!
И всё-таки, утро сейчас или вечер?
Распахиваю окно. Нигде ни звезды. Только грязное одеяло неба. И лёгкий саван, покрывающий окоченевшие трупы деревьев и домов. И этот мутный, вымученный свет фонарей…
Боже мой, что за жизнь у меня!..
Восемь утра, в редакции уже началась работа.
Я зашел в свой кабинет, но не успел снять пальто, как примчалась новая секретарша шефа Маша — молодая, смазливая, но кажущаяся изрядно потасканной дама со слащавым голосом начинающей проститутки. Улыбнулась, стрельнула зеленоватыми глазками:
— Зайди к главному! Зовет.
— Ладно! — я с досадой щелкнул пальцами и откровенно заглянул в вырез ее платья.
Как я заметил, Маша всегда, в любую погоду, даже в очень морозную, носит платья и блузы с глубоким вырезом. Ее грудь притягивает взгляд — она у нее не такая уж пышная, но белее молока. А это, как по мне, самый смак.
Секретарша на мою наглость лукаво ухмыльнулась и, призывно виляя увесистым задом, исчезла за дверью. Я бросил пальто и шапку на свой письменный стол и поспешил в кабинет шефа — хозяина газеты и ее главного редактора.
Тот что-то быстро писал.
— Доброго здоровьица, — бесстрастно поздоровался я, пытаясь определить, в каком он настроении.
— Ага! Приветик! — шеф бодро пожал мне руку, и сразу приступил к делу: — Ты заметил, что на странице «Очевидное-невероятное» печатается разная дребедень, какие-то бабушкины байки?
Я неопределенно пожал плечами.
Серые глаза шефа излучали добродушие. Он откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу — верный признак того, что сейчас его голову переполняют идеи.