— Кувалда, будьте другом, навесьте Александру Степановичу пару пачек для начала, — и, глядя ненавидяще-насмешливо в глаза Сарычеву, оскалился.
Обладатель остекленевших буркал с готовностью сорвал дистанцию и с неплохой скоростью провел «двойку», намереваясь пустить майору кровь и основательно встряхнуть мозги. Совершенно инстинктивно Александр Степанович сделал два защитных движения, и случилось непредвиденное: кулаки нападавшего врезались в верхотуру его черепа, явственно хрустнули выбиваемые из своих мест суставы, и Кувалда, отчаянно матерясь, прижал свою левую руку правой ладонью к животу. В то же самое время нога шибзика взметнулась вверх и, подобно пушечному ядру, впечаталась в грудь Сарычева. Йоко-гири был силен, майора вместе со стулом опрокинуло на спину, и, хотя он успел выдохнуть и «скимироваться», в глазах все же возникли огненные круги и в животе стремительно завертелся болезненносвинцовый ком. «Вот так, падла легавая», — шибзик все еще скалился, но улыбка была какая-то неестественная, а Сарычев, лежа на спине, делал вид, что сильно ударился затылком при падении и готов перекинуться — закатил глаза, затрясся как параличный, ощущая в то же время, что стягивающая руки веревка начинает подаваться.
— Ну-ка воткни туда, где оно торчало, — приказал обсосок с раздражением в голосе, и когда Кувалда майора поднял и усадил на стул, то кивнул все еще жрущему мордовороту: — Проглот, хватит умножаться, пора дело делать.
Тот сразу же хавать перестал, выскочил из-за стола и, оказавшись высоким, брюхатым, голомозым, придвинулся к Сарычеву поближе:
— Жося! — Его морда, все еще обильно политая томатным соусом, перекосилась в гнилозубом оскале, и, нависнув над майором, он ухватил его за щеку и сказал игриво: — Жося, сейчас мы тебе очко расконопатим.
Сарычеву объяснять уже было ничего не нужно — он понял, что перед ним активный гомосексуалист-глиномес, и перспектива быть оттраханным его никоим образом не прельщала. Он напряг руки в последнем отчаянном усилии и наконец с облегчением почувствовал, что из веревочных колец можно вытащить правую кисть. В то же самое время голомозый легко приподнял майора со стула, заботливо приговаривая:
— Давай, жося, раздвинься, чтоб мне тебя не ломать. — И в этот момент Сарычев нанес ему сильнейший кин-гири — восходящий удар в пах подъемом стопы.
Очень уж Александр Степанович постарался — движение было настолько мощным, что нижняя часть ухажерова хозяйства проникла в его брюшную полость, и активный отрубился мгновенно, не издав ни звука. А опасавшийся за свою честь майор был уже готов помножить на ноль всех остальных присутствующих, как вдруг в руках шибзика оказалась продолговатая коробочка и из нее вылетели две стрелки, за которыми тянулись тонкие проводки. Они вонзились Александру Степановичу прямо в шею, и он упал как подкошенный, даже не успев вскрикнуть; тело его дернулось пару раз и замерло. Секунду обсосок смотрел на него, потом пнул ногой безжизненное тело голомозого и промолвил задумчиво, ни к кому конкретно не обращаясь: