«Какого хрена ему надо», — подумалось майору, и он ответил грубовато:
— Не так чтобы очень.
— Ну а дети с кем? — Дотошный подполковник все никак не мог уняться, и Сарычеву это наскучило.
— Нет у нас детей, и потом, какое отношение это все к делу имеет, Юрий Иванович? — недоумевающе произнес он и глянул любопытному особисту между глаз.
Тот взгляд держать не стал и промолвил негромко:
— Такая вот, майор, история. В Кировском РУВДе зацепили на наркоте Золотого Орфея — известного на всю округу педераста. Стали его раскручивать, и выяснилось, что он болен СПИДом. Естественно, начали колоть его на предмет сто пятнадцатой, и этот пидер засветил вас, Александр Степанович, подробно доложив, что имел с вами половую связь.
— Чего? — Сарычеву вдруг стало смешно, однако он сдержался, а Отвесов строго посмотрел на него и продолжил:
— Опознал вас по фотографии и подробнейшим образом описал внутреннее расположение вашей квартиры, — помолчал немного и добавил: — Надо вам сдать кровушку, и немедленно, я уже звонил на Гоголя, там в курсе.
Он потянулся к телефону и, набрав номер, приказал:
— Вова, заберешь от подъезда, — а Александра Степановича успокоил: — Эта же машина вас и назад сюда привезет.
Голос у него был монотонный и невыразительный, на харе намертво застыло выражение сильной скуки, и было совершенно ясно, что дальнейшая судьба Сарычева была ему до фени.
В лечебнице на майора взглянули как на прокаженного и, взяв у него кровь, шустро кинулись ее анализировать, а самого его снова повезли на Захарьевскую и в ожидании результата определили в комнату инструкторов. Ответ не заставил ждать себя слишком долго: едва только успела за окнами сгуститься темнота, как звякнул телефон внутренней связи и Сарычева попросили к подполковнику. Отвесов обдал майора мутным взглядом и без всякого выражения, будто совсем не понимал, о чем шла речь, сказал:
— ВИЧ-реакция-то положительная, СПИД у вас, Сарычев. Это косвенно подтверждает показания педераста, и официально заявляю вам, что вопрос о вашем пребывании в органах МВД будет решать Коллегия ГУВД.
Он протянул майору подписанный пропуск и, буднично попрощавшись, сказал ему в спину:
— Вас известят.
Сарычев медленно вышел на улицу, глубоко вдохнул морозный воздух и не торопясь пошел к Неве. Что-то был он удивительно спокоен, странно даже, — ведь только что узнал, что внутри него сидит смертельная зараза, от которой спасения нет. Не секрет также, что и служение ментовское отчизне гавкнулось со страшным кипежом, а Сарычев вроде бы особенно и не переживал ни о чем. Внутри майорской головы словно грохотал гром, и в его раскатах явственно слышалось: «Во всем происходящем с тобой виноват только ты сам». Он стоял возле заиндевевшего камня набережной и, глядя на замерзший надолбами лед на реке, внезапно с удивлением ощутил, что на какое-то время стал совершенно свободным. Как там у классика-то, свобода — это осознанная необходимость? Ну вот он и будет ее осознавать, и не помешает ему в этом ни цепляние за свою жизнь (все равно подыхать скоро), ни законы, порождающие беззаконие (ясно, смерть — последняя инстанция), ни страх с корыстью, — зачем нужны они на пороге могилы? Безысходных ситуаций не существует, у сильного всегда остается выбор. Самое постыдное в жизни мужчины — это пассивность. Майор вдруг осознал, почему написано в Бусидо: «Кто держится за жизнь — умирает, презирающий смерть — живет», и, чувствуя, что начинает замерзать, а голова — дуреть от высокопарных мыслей, двинулся по набережной. Он шел, и ему невольно вспоминалось, что он читал ранее о СПИДе. Так, чума двадцатого века… полная потеря иммунитета… саркома Капоши, — звучит-то как красиво… несчастный Фредди Меркури… Припомнилась теория о том, как возник сам вирус: обделенные женским вниманием, несознательные жители джунглей трахали всячески несчастных зеленых мартышек и вскоре позеленели от СПИДа сами — природа-мать наказала, мол, не обижайте братьев (сестер) меньших.