«Вряд ли» — это замечательная фраза, особенно когда ее говорил мой папа. Это «вряд ли» часто было моей единственной надеждой.
Так что, вернувшись домой из Одессы, в первый же вечер я тихонько смылась на репетицию. На обратном пути Зигмунд зашел к нам домой и произнес полный экспрессии покаянный текст, который я ему написала. Наизусть произнес. Мама молчала и скептически улыбалась, папа, чувствительный, наивный и доверчивый, растроганно всплакнул.
У Зимы были мама Дина и папа Павлик. А Зигмунд был поздний, очень поздний послевоенный желанный сыночек. Счастье и радость. Родители от него хотели только одного — чтоб он был здоров, сыт, весел. Всё. Даже надежд на него никаких не возлагали. Просто любили. И после окончания восьмого класса учиться его отправили к родственнику в Черновцы. Чтоб спокойнее… А родственник работал в училище культуры на отделении режиссеров народных самодеятельных театров. Зима проучился сентябрь и неожиданно для себя вдруг понял, что попал туда, куда нужно.
К слову, потом Зигмунд окончил Щукинку. Или, как он говорил, Щуку. А подавал он туда документы раза четыре или пять. Подаст документы, а перед первым же прослушиванием удирает. И так несколько раз. Однажды мы всем нашим театром ехали из Рязани через Москву. Что-то там в Рязани мы делали… А, вспомнила, мы там дружили. Черновцы и Рязань были помолвлены. В то время города соединяли братскими узами. Собирали дядек партийных в костюмах, тетенек с лакированными вечными начесами из двух городов Союза и обменивались какими-то гигантскими деревянными гербами, символическими ключами от городов и художественными коллективами. Вот так же соединили и эти два города: Черновцы и Рязань. Артисты из Рязанского народного ансамбля поехали в Черновцы. А мы, молодежный театр «Синтез», — в Рязань.
Словом, поездив чесом по городам и весям области, мы из рязанской электрички — самой ранней утренней — прямым ходом всей толпой, ведя Зигмунда под белы руки, отправились в театральный институт имени Щукина. Это было первого сентября, через два дня как раз оканчивался прием документов на заочное отделение факультета режиссеров драмы. По двору уверенно расхаживали очень красивые девушки и юноши, мы сиротливо жались на лавочке, такие разные, такие странные — огромная роскошная Валентина, пожилая маленькая Евгения Николаевна, я — травести, героиня — высокая и суровая Паша Теплова, суетливый всезнающий Миша Сергеев (амплуа — негодяи и привидения) и техники — пьющие Лесик и Гена. И если учесть, что накануне в Рязани праздновали отъезд, а вставать пришлось очень рано, то рожи почти у всех были опухшие и недовольные, что диссонировало со свежими личиками хорошеньких воображуль и ясноглазых парней, студентов института. Наверное, часов пять мы ждали, пока Зигмунд подаст свои документы. Просто дежурили на лавке у входа со двора, сменяя друг друга, только бегая перекусить. И наконец он вышел, растерянный, но довольный: на завтра ему назначили первое прослушивание.