— А где вы работаете, Аленушка?
— На бойне, — отвечает тихонько, всхлипывает, вытирая предложенным платком глаза и нос.
Я ее кулаки осмотрела, мускулы. Мысленно прорепетировала, как схвачу ребенка и куда удирать буду, если что, и переспрашиваю робко:
— На… на бойне?
— Ага, — вздыхает тяжело. — На бойне.
— За-за… Забойщиком?
— Та неее, — отвечает, — медсестрой в медпункте. Я не с мясом работаю. Я — с людьми. Только работы нету совсем. Они ж все здоррровые как эти. Морды во такие! Румяные все. Водку ведрами жрут.
— К-к-кто?
— Бойщики эти. Наши. На бойне.
— А-а-а-а, — протянула я, разглядывая девушку.
— Ну да… — Она опять вздохнула и тяжело замолчала, иногда кивая головой своим мыслям, глядя в пол, комкая листочки со своими стихами толстыми, крепкими, уверенными пальцами.
— Алена, так вы… Это… Вы… Зачем… Вы… Вы меня простите, а вы зачем пришли? Вы чего хотите?
— А! Вот! — спохватилась Алена. — Вчера я ехала в автобусе вечером и разговаривала с Богом…
— С кем?!
— С Богом. А с кем же еще?
— В автобусе? С Богом?..
— Ну? Я ему, мол, что за жизнь, Господи, у меня?! И он непонятное сказал мне. И я думаю, а ничего-ничего, надо спросить у твоего… у мужа твоего… твоего пока… Посоветоваться, что мне делать, если я не понимаю. А? — Может, вам, Алена, лучше к священнику?
Она засопела и опять, опустив голову, замолчала.
— А… А что он вам сказал?
— Хто?
— Ну… Бог.
— А! Он сказал: «Таня, прекрати! А то будешь наказана!»
— Какая Таня? Вы же Алена!
— Хто?
— Вы! Вы же Алена, а не Таня.
— Ну?
— Так, может, это он не вам сказал?
— Как это не мне? А кому?
— Тане.
— Какой Тане?
— Ну мало ли… Там, в автобусе же, еще были люди? И какая-нибудь Таня могла быть.
— Откуда?
— Что?
— Откуда там могла быть Таня? Таня же дежурная была в тот день! Ты ж не знаешь, че лезешь!
Я замолчала. Вскипело раздражение. Причем не против этой толстенькой с кудряхами, а не знаю, против ее судьбы, что ли. Вот-вот должна была проснуться маленькая дочь, а я так и не успела отдохнуть. В то время у малышки резались зубы, и я почти не спала. Надо было каким-то образом выпроваживать незваную гостью.
Алена вопросительно смотрела на меня, но я завозилась, засуетилась, она еще помолчала и, помешкав, кивая головой, вытянув шею в другие комнаты, где мог прятаться предмет ее страсти, коварный мой пока муж, медленно и печально ушла. Нелепая такая. С этими ее девичьими локонами, крепкими сильными руками и детскими веснушками на носу.
Потом она еще пару раз звонила, спрашивала моего мужа, ругалась со мной, что я его позвать не хочу. Мол, что, когда начальство звонит, он небось есть дома, а когда Алена звонит, его нема. И что это означает? Что он не хочет с Аленой поговорить? И не хватало духу сказать, да, он не хочет. Она даже писала ему письма, на конвертах рисовала пронзенные сердца. А потом вдруг исчезла на какое-то время. Я волновалась. А через год мы с облегчением узнали, что она вышла замуж, перестала разговаривать с Богом в автобусе и муж ее оказался забойщик на той же бойне. И они ходят по городу, дружные, толстые, румяные, вцепившись друг в друга, громко регочут и объясняют всем, что они здоровые и крепкие, потому что работают на свежем воздухе.