— Что это? — севшим от ужаса голосом пробормотала она. — Лешка, что это?!
Алексей ворвался в комнату, быстро подскочил к жене.
— Воды отошли! — взволнованно, но вместе с тем и восторженно воскликнул он. — Пора рожать, мамочка! Едем в роддом сейчас же!
Настя побледнела.
— Как рожать? Но мне… мне надо переодеться.
— Ерунда! — воскликнул Алексей. — Ты прекрасно выглядишь в халате. Сумка с вещами уже собрана, так что пошли скорее!
* * *
— Тужьтесь!
Настя поняла, что сходит с ума. Все было подернуто дымкой и словно бы в выморочном тумане — нереальное, неправильное, страшное.
— Милая, тужься! — услышала она голос мужа. — Дыши, как нас учили! Ну же! Вдох-выдох… Вдох-выдох… Молодчина!
Запах больницы, пота и крови. Боль и ужас. Неужели все это происходит с ней?
— Головка вышла! — объявил чужой голос.
А второй воскликнул:
— Держите папашу! Ему плохо!
Алексей оперся рукой о какую-то белую тумбу. Медсестра приоткрыла маску на его лице и сунула ему под нос ватку, смоченную нашатырем.
— А на вид такой бугай! — услышала Настя женский тихий насмешливый голос.
— Я в порядке, — хрипло проговорил Алексей, отстраняя медсестру рукой.
Он снова сделал шаг к Насте и взял ее за руку.
— Тужься, милая!.. — продолжил он, бледный, измученный, с капельками пота на лбу (словно и впрямь рожал сам). — Еще немного!
«Этого не может быть!» — промелькнула мысль где-то на изнанке ее сознания. — Этого не может быть!»
И вдруг, сквозь морок, боль и вату она услышала крик младенца. Над ней склонилось розовощекое лицо акушерки, и восторженный голос проговорил:
— Поздравляю, мамочка, у вас мальчик!
И снова ей приснился жуткий сон. О том, что и блинчики, и роды, и рождение мальчика — все это ненастоящее. Насте снилось, будто она проснулась, а проснувшись, долго не могла прийти в себя, и слезы текли у нее по лицу. Она до сих пор чувствовала боль в животе и ниже, и даже потрогала рукой — нет ли крови. Она чувствовала не только боль, но и запах операционной, видела перед собой лицо Алешки и… Господи!.. Она видела перед собой сынишку!
Потом снова все вокруг подернулось туманом, и Настя жила в этом тумане — ходила по квартире, звонила доктору Макарскому, потом — подруге Светлане. Она смотрела телевизор, ела омлет, делала что-то еще. Потом из тумана выплыло лицо Светланы.
— Ты плохо выглядишь, — говорила она. — Что-то не так?
— Сон… — выдавила из себя Настя.
— Плохой?
— Наоборот. Мне снилось, что Алешка выжил. И что у нас родился сын. Мы назвали его Пашкой. Павел Алексеевич. Боже, как это было здорово!
Потом она выслушивала утешения Светланы, снова что-то делала и снова что-то ела, потом стояла в душевой кабинке под горячими струями воды, хлещущими ее по плечам… Потом снова была постель, снова тьма закружила и затянула ее, и повлекла за собой…