— Я шлюха, да? Да ты просто завидуешь, — Светланин сильный голос, казалось, разносился по всему парку. — Завидуешь, что я в двадцать восемь лет в Большом выступаю, что у меня известность, поклонники, гастроли. А ты кто такой? Муж Полетаевой? Художник, как же! Полторы выставки в заштатном ДК! Бездарь! Неудачник!
— Да пошла ты! Тоже мне — удачница! Потаскуха дешевая! — взревел Женя. — Убирайся к своему Голубчику, или кто там у тебя! Я ему только спасибо скажу. Достало все!
Он вылетел из домика, хлопнув дверью.
— Ну и катись! — выкрикнула ему вслед Светлана.
Быстро прошла по комнате, вскрикнула, наступив босой ногой на осколок стекла, доковыляла до кресла и вдруг, откинувшись на велюровую спинку, отчаянно зарыдала. Тата была уже тут как тут. Подметала битые стекла, заливала рану перекисью, гладила подругу по волосам.
— Ну что ты, что ты, маленький, — почти баюкала, прижимая темную голову к своей мягкой груди. — Ну успокойся, хорошая моя. Ведь глазки распухнут, глазки наши красивые, черные. Не плачь!
Она быстро целовала подругу в мокрые щеки.
— Тат, почему так каждый раз! — всхлипывала Светлана. — Ведь он меня любит, я знаю. Чего он хочет от меня?
— Но у тебя ведь и правда что-то было с Костюковским, и с Голубчиком этим, — осторожно возразила Тата.
— Какая разница — было, не было… Я же не устраиваю ему истерику за каждую голую бабу у него на картинах и в его чертовых творческих экспедициях! А он выспрашивает, допытывается, чуть ли не следит. Параноик!
— Ему тяжело… Тебя же никогда нет дома, вечно в разъездах. А когда возвращаешься, у вас дым коромыслом — гости, приемы. А потом, ты вспомни, ведь Алексей Степаныч же предупреждал тебя, что он тебе не пара. И свадьбу отложить просил, это тебе не терпелось!
— Да при чем тут папа, — отмахнулась Света. — А мне не тяжело? Эти постоянные творческие кризисы, депрессии… Вся эта его компания непризнанных гениев, которые кормятся за мой, именно мой, счет. А бесконечные пьянки? А когда он просадил в карты деньги на перестройку дачи, я хоть слово сказала? Скандалы, ссоры… А главное, ведь он меня по-настоящему любит, я знаю. И я люблю его больше всех на свете! И ничего у нас не складывается. Что за жизнь такая дурацкая!
— А ты не уезжай никуда! — предложила Тата. — Он побесится и вернется, а ты дома. Будет в ноги падать, прощенья просить.
— Вот еще!
Света решительно встала, сбросила рубашку, и Тата жадно впилась глазами в ее стройное, гибкое и сильное тело, залюбовалась нежной высокой грудью, плавной округлой линией бедер. Света, ничуть не стесняясь наготы, прошла по комнате, отворила дверцу шкафа и принялась выбрасывать на кровать одежду.